Главная » 2014 » Май » 13 » Почему людям интересны те или иные ролевые игры?
09:07
Почему людям интересны те или иные ролевые игры?

История психологического консультирования Чарльза. Цитаты из книги: Брэнди Энглер. Мужчины на моей кушетке

– Мне это так надоело! Тошнотворно! Это все, что он хочет: разыгрывать в сексуальных ролевых играх, как я ему изменяю. Каждый раз! Никаких вариаций, если не считать замены лучшего друга его боссом, его братом… или даже его папочкой! Если ничего не изменится, я разорву помолвку!

Это заставило Чарлза встрепенуться.
– Ты же знаешь, у меня низкое либидо, милая, а именно такой сюжет меня заводит. Это ведь только игра. Не понимаю, почему она тебя оскорбляет. Я ведь не хочу притворяться, что изменяю тебе . Тебе это ничем не грозит. Это просто фантазия.
Утверждение о том, что мир фантазий и ролевая игра всегда безвредны и им следует предаваться без пристального рассмотрения, – идея, которую я часто слышу из уст пациентов и секс-терапевтов. Я согласна, что ролевая игра может быть важным творческим компонентом сексуального взаимодействия. Этакий акт интимности, допуск в привилегированный клуб. Чарлз защищал свою ролевую игру, утверждая, что она безобидна, но я задумалась, уж не уходят ли ее корни в  злокачественную почву.
Хотя я уже провела несколько часов наедине с Чарлзом, на этом сеансе доминировала Келли. Она была переменчивой и реактивной, легко разражалась слезами или гневом. Она безжалостно ныряла в то, что хотела сказать, и оставляла мало места для моих вставок. Для нее эмоции были фактами: если она что-то чувствует, значит, так и есть. Никакого пространства для опроса свидетелей или поиска рациональных альтернатив.
Чарлз был социально неприспособленным «ботаником». Во время второго сеанса он сдал мой тест на сексуальный статус, и обнаружилось, что у него не такой уж большой опыт близости. Большую часть своего времени он посвящал одиночным хобби, например сборке сложных моделей самолетов. При всем том у Чарлза была собственная успешная инженерная фирма, и, хотя деньги позволяли ему привлекать красивых женщин, он признался, что чувствует себя некомфортно в их обществе: «В основном они выбирают меня, а не наоборот». Те отношения, которые у Чарлза были, начинались с того, что женщины демонстрировали к нему агрессивный интерес.
По контрасту с Чарлзом все в Келли было броским и театральным. Выкипающим через край. Взволнованным. Она была горда – своим собственным бизнесом, своими итальянскими предками, своими нью-джерсийскими корнями. Она точно соответствовала типажу из отроческих фантазий Чарльза.
У Келли были длинные густые черные волосы и маленькие по-кошачьи раскосые черные глаза, подведенные темной арабской подводкой. Не классическая красавица, но провокационно шикарная. Плотно облегающая одежда, полная «боевая раскраска», дизайнерская сумка – она воплощала тип девушки, которая одевается сексуально всегда. Даже когда идет в продуктовый магазин.
Келли сама сделала первый шаг в отношениях с Чарлзом, но для этого потребовался почти целый год. Они начинали как друзья, но общались легко, могли провести весь вечер дома, смотря телевизор в старых уютных пижамах. Однажды ночью он поцеловал ее, и с этого все началось. Келли нравилось спать с Чарлзом, поскольку его интровертность позволяла ей чувствовать себя в безопасности. И в отличие от донжуанов, которые обычно на нее западали, Чарлз, не скрываясь, обожал Келли.
Но теперь Чарлзу, чтобы обрести потенцию, нужна была фантазия о том, как Келли ради него занимается сексом с другими мужчинами. Их некогда благополучные отношения оказались под вопросом, несмотря на то, что Чарлз всячески старался укротить гнев девушки: мол, это ведь только фантазия. Они не делают ничего такого на самом деле. Они – не свингеры. Они не ходят по секс-клубам. Так что же тут плохого?
Келли присоединилась к нашим сеансам спустя примерно два месяца после того, как я начала встречаться с Чарлзом. Со свойственным ей смаком она сообщила, что, в то время как Чарлз эмоционально сдержан, тревожен и временами избегает секса, она сама очень сексуальна.
– Поначалу мне это казалось забавным. Я сексуально открыта и готова пробовать что угодно. Но теперь это единственный сценарий, который ему нужен. Я не чувствую себя женщиной, которую он любит, – выпалила она, на глазах ее вскипали слезы. – Я чувствую себя надувной куклой. Он так мил вне спальни! У нас полный синхронизм. Но во время секса он прячется от меня – буквально, – избегая зрительного контакта. Если я поворачиваюсь к нему лицом, он теряет эрекцию.
Пока Келли говорила, я одним глазом следила за Чарлзом, но он с непроницаемым выражением лица хранил безмолвие. Девушка только что сказала – и многословно, – что она сильно обижена. Похоже, она устала от повторения его весьма специфического требования; его потребности теперь заставляли ее чувствовать себя так, будто она пересекла границу между эротической игрой и  объектом, на котором Чарлз отрабатывал свои психологические проблемы. Но он оставался неподвижен, не пытался утешить ее и не давал ни намеком понять, что чувствует сам.
Поскольку я занимаюсь секс-терапией, мои подруги часто просят у меня совета. Некоторые расспрашивают и о ролевой игре. Обычно мужчина, с которым встречается женщина, хочет попробовать что-то «странное» в постели, и она желает убедиться в том, что это нормально. Я не могу делать никаких широких обобщений, потому что критерий «нормальности» у всех разный. Думаю, вопрос, который должен задавать себе каждый, таков: «Что я в связи с этим чувствую?» 
Одна моя подруга, столкнувшись с этим вопросом, решила пуститься во все тяжкие вместе с бойфрендом и побыть целеустремленной экспериментаторшей просто для того, чтобы определить собственные границы. Оказалось, что ее «граница» – это избегание контактов, которые оставляли скверное чувство и вредили самооценке.
Разумеется, это очень личное решение, которое для каждого человека будет уникальным, но это еще и хороший способ определить, подойдет ли тебе данная роль или поза. Исследуй свою последующую эмоциональную реакцию, а не просто прислушивайся к своему телу, потому что возбудиться можно даже в негативных обстоятельствах (или твое тело отреагирует самостоятельно; например, выработка у женщины влагалищной смазки в ситуации изнасилования – это защитная реакция тела, а не признак того, что ей втайне нравится быть изнасилованной).
Грань между фантазией и реальностью размыта. Одна моя подруга рассказывала, что ее любовник хотел «просто попробовать» плевать на нее и душить, но впоследствии она не могла отделаться от ощущения, что его желания выползли из какого-то очень реального и очень темного закоулка.
У другого парня был фетиш на мастурбацию, причем ему непременно нужно было пугать незнакомых женщин. Когда он точно знал, что его соседка дома, он открывал окно и учинял невообразимый шум – хотел, чтобы она его услышала.
Я полагаю, что сексуальное поведение – носитель определенных смыслов. Секс – это чистый холст, на котором люди пишут красками свои внутренние психологические миры. Этот холст может быть покрыт выражениями любви, радости и праздника. А может стать и гигантской свалкой бессознательного мусора, состоящего из глубоко захороненных старых травм, неврозов и фиксаций. Последнее случается в результате процесса сублимации: неотработанные эмоции получают иное – сексуальное – русло и проявляются как сексуальные желания. Это часто происходит с мужчинами, поскольку их социальные «отдушины» лимитированы, как и возможности непосредственно разобраться со своими эмоциями.
Показательным признаком наличия такой сексуальной химеры является то, что человек застревает в повторном цикле, как, например, Чарлз: идея измены была для него единственным способом достичь разрядки. Он был фиксирован на этом узком спектре активности.
Хотя Чарлзу его «пунктик» казался безобидным, у Келли эти ролевые игры оставляли неприятное ощущение. Иными словами, утечки из бессознательной свалки Чарлза загрязнили цельность их сексуальных взаимодействий, пропитав их общим ощущением тошнотворности. С чем же Чарлз пытался справиться – или чего избежать? Может быть, это был его крик о помощи? Я попросила его снова прийти одного.
– Кто вам изменял? – спросила я в лоб, еще до того как он успел поудобнее усесться.
Он метнул в меня убийственный взгляд, с трудом маскируя свое удивление. Я попала в точку.
– Какой смысл разговаривать о том, что заставляет чувствовать себя дерьмом?
– Значит, что-то подобное действительно случилось…
– Да, но что это за психотерапия – ворошить прошлое? Это было сто лет назад.
– Дело в том, что это не прошлое, – объяснила я. – Что бы там ни произошло, вы по-прежнему этим живете. – Несмотря на сопротивление Чарлза, я не собиралась так просто отпускать это и чувствовала себя вправе расспрашивать его: – Да, это будет неприятно, – добавила я сочувственно, – но давайте разберемся с этим вопросом.
Поначалу неохотно, потом все более и более энергично Чарлз поведал мне историю о том, как в 20 лет был помолвлен с одной девушкой. Она была любовью его жизни, и он считал ее «ангелом».
– Мои чувства к ней были так сильны! – говорил Чарлз хрипло. – Не могу сказать, что я чувствую хоть что-то подобное к Келли. Меня приводило в неописуемый восторг то, что я женюсь на ней. Я всегда был моногамным парнем. Всегда – даже когда был подростком. Я просто хотел завести семью… – Чарлз начал ерзать на диване, и глаза его заметались по комнате.
– Но накануне нашей свадьбы я выяснил, что она спала с моим лучшим другом. С моим шафером! Мой брат застукал их вместе. Больше всего мне запомнился момент, когда он сказал мне об этом – это было утро нашей свадьбы, и я как раз вставал с постели, полный самого чистого счастья, какое только выпадало на мою долю. А потом пришел брат, сел на кровать и рассказал мне… Я был уничтожен. Я буквально заледенел. Так и лежал. Руки и ноги мои сделались точно каменные, я едва мог дышать. Я слышал, как внизу ходят и переговариваются родственники, ощущал тепло солнечного света сквозь окно, но было такое ощущение, что моя душа вылетела из тела в тот момент. Мой брат извинился за меня перед всеми – и никто даже не зашел проверить, как я там. Все ушли, и в доме воцарилась тишина. Я продолжал лежать в кровати, как парализованный. Это случилось восемь лет назад.
– Да уж, вот это травма так травма…
Казалось, эти мучения буквально осязаемы, и все время рассказа Чарлза мое тело воспринимало токи его страданий. Моим легким не хватало воздуха, глаза невольно налились слезами, и на какое-то мгновение я лишилась дара речи.
Словно мощная волна нахлынула и сбила нас обоих с ног, протащив по самому дну, и мы пару мгновений сидели, тяжело дыша и пытаясь взять себя в руки. Нам обоим хотелось снять эту напряженность переживаний, продолжить разговор. Я-то еще могла ускользнуть в интеллектуальный анализ, но Чарлз так долго пробыл в ловушке этой травмы, что, как бы нам ни хотелось избежать встречи с его болью, нарыв уже прорвался, и ему необходимо было выдержать и излить свою муку.
– Вы так любили ее…
– Я ее просто обожал. Я был совершенно открыт.
– А она просто взяла и унизила вас.
– Она предала меня! – воскликнул он гневно. – Все, во что я верил, было ложью. Она не любила меня. Я почувствовал себя дураком. – Чарлз всхлипнул.
– Она заставила вас сомневаться в том, что вообще любила по-настоящему. Сомневаться в реальности всего, что между вами было.
– В один день я потерял все: свою невинность, свои мечты, свое чувство реальности – и, главное, женщину, которую любил.
Это был один из поворотных моментов жизни, психологический катаклизм, когда травма предательства накладывает свой отпечаток на психику так, что меняет реакции человека на мир навсегда.
Я представляла себе, как мозг Чарлза лихорадочно перестраивается, пока он лежит в постели, истерзанный и окаменелый.
И конечный результат: новая ассоциация, мгновенно и непоправимо связавшаяся с любовью. Страх. Нет второй такой травмы, которая воздействовала бы на человека так же, как предательство. Последствием ее становится своего рода ПТСР (пост-травматическое стрессовое расстройство): страх, который отныне побеждает всякую логику, пропитывает каждую мысль и обобщенно переносится на всех женщин.
– Общение с женщинами дается мне нелегко: я становлюсь слишком нервным. Я им до сих пор по-настоящему не доверяю. Я решил для себя, что все они двуличны. Познакомившись с Келли, я даже не собирался с ней встречаться. Она была так популярна, что я сразу подумал: она ни в коем случае не будет мне верна. Она привыкла к обилию внимания со стороны мужчин, и поэтому я решил, что возьму на себя роль хорошего друга.
– Когда вы начали сексуализировать момент измены? – спросила я.
– Несколько месяцев после того дня я не выходил из своей квартиры, – объяснил Чарлз. – Друзья пытались мне помочь, но я не хотел ни с кем разговаривать. Я не знал, как убежать от того, что чувствовал. Однажды решил попробовать успокоить себя мастурбацией. Мне было тошно от слез и гнева, но я обнаружил, что могу представить, как она мне изменяет, и это стало меня возбуждать. Я думал о том, как она занимается сексом с ним, и потом спускал на это… Я понимаю, что мои слова звучат странно…
На самом-то деле это был хитрый психологический маневр. Я с большим уважением отношусь к подсознательной способности разума обретать власть над такими унизительными эмоциями.
Благодаря фантазии Чарлз был теперь способен контролировать то, что прежде не поддавалось контролю. Чарлз эротизировал свою боль: стыд мгновенно преобразовывался в генитальную реакцию, минуя любую сознательную переработку. Это своего рода ментальная победа, триумф вымысла, избавляющего человека от боли и ведущего к торжеству удовольствия. И каждый раз, когда он увенчивал себя оргазмом, эта ментальная связь укреплялась в его мозгу, создавая неразрывные узы между неверностью и эрекцией.
Он увлекался ролевой игрой не ради удовольствия. Он был пойман в ловушку боли. 
Я задумалась о том, насколько часто встречается такое явление, а потом вспомнила, как читала рассказ бывшей «девушки по вызову», которая писала, что одним из наиболее частых требований клиентов было заново разыгрывать их прежние травмы. Бедняга Чарлз, его эротический шаблон оказался вытатуированным у него на душе! И как же мне его вывести?
Мы составили план проработки этой травмы. Я предложила попробовать переобусловить пусковую схему его желания. Переговорила с Келли и заручилась ее согласием на кратковременное прекращение сексуальных контактов с Чарлзом – это должно было стать частью его лечения.
Его домашнее задание заключалось в том, чтобы исследовать иные мысли, образы и фантазии, которые могли заставить его возбудиться – хотя бы чуть-чуть – и начать мастурбировать. Я хотела создать новые ассоциации в его мозгу.
Келли была рада поддержать нас, и Чарлз смог успешно выполнить несколько упражнений, но столкнулся с трудностями на следующем шаге, когда я попросила его ввести в эти фантазии Келли.
– Что произошло, когда вы попытались мастурбировать на фантазии о Келли?
– Ничего. Бесчувственность. Не смог даже сохранить эрекцию.
– Так, ладно, что-то вас блокирует. В настоящий момент между вами есть какие-нибудь проблемы?
– Мы с Келли не занимаемся сексом, как вы и велели. Мы проводим меньше времени вместе. Она последнее время много встречается с друзьями, и я… ревную.
Я попросила Чарлза описать, чем заканчиваются его страхи.
– Я задаю ей вопросы, где она и с кем.
– И как вы думаете, что с ней происходит?
– Не знаю. Я становлюсь параноиком.
– Появление иррациональных чувств и мыслей – это нормально. Давайте-ка их рассмотрим.
– Я боюсь, что она разговаривает с другими мужчинами, флиртует, даже изменяет.
– Это вас возбуждает?
– Вообще-то нет…
– Отлично! Это уже прогресс.
Чарлз теперь прочувствовал свои чувства, вместо того чтобы конвертировать их в эротическую фантазию. Но мой комплимент пропал втуне. Терапия начала вытягивать из него страхи, а из-за того что Келли стала отдаляться, психика Чарлза трещала по швам. Думая о Келли, уехавшей из города, больше всего он боялся того, что она встречается с другим мужчиной.
Я решила, что надо поработать с Чарлзом над умением выговариваться в трудные моменты, когда его одолевает страх. Я предложила ему внутренний диалог: «Все мы переживаем неуверенность, да, это дискомфортное чувство, но я не обязан на него реагировать. Подумаешь, большое дело, это пройдет, реальность состоит в том, что…» 
Вместо того чтобы сосредоточиться и успокоиться, Чарлз смотрел на меня так, будто вот-вот влепит мне пощечину. Лицо его покраснело, лоб пошел морщинами, и он просто молча уставился на меня, будто говоря: «Я в панике – и это все, что у тебя для меня нашлось?! Пара шаблонных фраз? Кретинская открыточка для самого себя?»
Он был прав. Чарлз вскрыл эмоциональный гейзер, который подспудно кипел в нем в течение последних восьми лет, и пара банальностей его бы не спасла. Что делать дальше, как справляться с яростью этой обжигающей тревожности – вот была истинная задача.
Келли попросила меня об индивидуальном сеансе. Прошло некоторое время с тех пор, как мы виделись, я недоумевала, почему она стала отстраняться от Чарлза, и гадала, планирует ли она по-прежнему выйти за него замуж. Келли была расстроена переменой в поведении Чарлза. Он начал делать то, что никогда не делал прежде (мало того, она вообще не представляла, что он на это способен) – заглядываться на других женщин.
«О нет! – подумала я. – Что же он творит!»
Келли влекло к Чарлзу, потому что он казался ей безопасным вариантом – не красавец, зато верный мужчина, который «должен» чувствовать себя счастливчиком рядом с ней и поэтому будет неизменно почитать и обожать ее. Именно это она получала до сих пор, и это был ее способ контролировать собственные тревоги, связанные с любовью. Теперь же Келли чувствовала себя неуверенно – так же как когда встречалась с красавцами и донжуанами. Она была невероятно возмущена.
– Раньше Чарлз постоянно говорил мне, что я красавица. Я бы даже сказала, слишком часто. И вдруг он перестал это делать! Он и нежничать со мной стал меньше. А когда мы выходим на люди, я вижу, что он пялится на других женщин! – Келли сама себя накручивала, готовая вот-вот взорваться (привычная картина). – Мы идем в ресторан, и он буквально заглядывает через мое плечо, пока я говорю. Мне отвратительно то, что приходится бороться за его внимание! Теперь ни с того ни с сего я стала сама поглядывать на других женщин прежде, чем это сделает он, словно ища потенциальную угрозу. А если вижу, что он на кого-то обращает внимание, я выхожу из себя. Я имею в виду – какого черта?!
– Что это значит для вас – когда он находит других женщин привлекательными? – спросила я.
– Я никогда по-настоящему об этом не задумывалась. Я всегда исходила из того, что я – самая сексуальная девушка, с какой он когда-либо был.
– И поэтому он не должен никого больше замечать?
– Да!
– Да, действительно, как он смеет! – повторила я, подчеркивая иррациональность ее реакции. Но при этом я понимала, что? она чувствует. 

Келли была всерьез расстроена поведением Чарлза, а я хотела обойтись без вспышки гнева.
– Чего вы боитесь? – спросила я.
– Мне кажется, он теряет ко мне интерес.
– Вы имеете в виду, что если он замечает других привлекательных женщин, то вы от этого перестаете быть привлекательной?
– Становлюсь недостаточно привлекательной. Я имею в виду…
– Вам нравится быть особенной для Чарлза. В сущности, вы старались выбрать себе мужчину, который ценил бы обладание вами. Который бы вас обожал.
По выражению лица Келли я видела, что попала в цель. Но ей не хотелось на этом задерживаться.
– Он ведет себя точно так же, как другие мужчины, с которыми я встречалась в прошлом, – отрезала она.
– Вам прежде кто-нибудь изменял?
– Может быть. Точно не знаю. Но у меня уже были мужчины, которые вели себя так, будто вполне могли изменять. Они буквально тыкали мне в лицо своей способностью заполучить других женщин.
Очень разрушительная динамика. Постоянная угроза измены может быть хуже, чем реальная измена. Беглый взгляд в сторону, открытое любование, улыбка или волнение при виде другой женщины, долгие разговоры с ней, открытое заигрывание с другими у тебя на глазах… Смысл всего этого – заставить тебя думать, что что-то может случиться. Твоими худшими страхами манипулируют, а вслед за этим приходят неизбежные сомнения в себе и вопрос: «А  достаточно ли меня ему?» 
Если обнаруживаешь, что задаешься этим вопросом, значит, ты попалась в западню. Это хитрый вопрос. Даже если не спрашиваешь себя напрямую: «Эй, а меня вообще-то достаточно?» – ощущение отрицательного ответа в воздухе и вызывает тревогу и неуверенность. Я помню момент, когда выяснила, что задаю его себе – и многим ему обязана.


Всем нам нравится нежиться в сиянии внимания и привязанности. Чьи-то глаза вспыхивают желанием познакомиться, слушать тебя, коснуться твоего тела. Мы хотим верить, что эти реакции адресованы только нам и возникают благодаря нашим уникальным чарам, – потому что, как и все люди, мы хотим быть особенными.
Теперь Келли столкнулась с тем фактом, что и другие женщины тоже привлекательны и – да, Чарлз может обращать на них внимание, может даже когда-нибудь бросить ее. Страх неуверенности и непостоянства во взаимоотношениях – это чувство, которое дремлет внутри каждого из нас, и мы часто полагаемся на иллюзорное убеждение, что наша собственная непохожесть на других создаст стабильность в жизни. Новое поведение Чарлза заставило Келли пересмотреть этот взгляд.
Вряд ли стоит повторять, что отношения с другими людьми неразрывно связаны с нашими отношениями с самими собой. Другие люди функционируют как зеркала, отражая нас обратно такими, каковы мы есть. Матери отражают своих малышей, терапевты – пациентов, а партнеры – друг друга. Мы даже используем это как технический прием в психотерапии. Он называется – что неудивительно – отражением.
Его цель – организовывать чувство «я» и реальности у пациента. Когда терапевт отражает сильные стороны пациента – так называемое позитивное отражение, – это оказывает благотворное воздействие. Неудивительно, что пациентам подчас кажется, что они влюбляются в своих терапевтов.
Отражение психологически поддерживает наше существование. В мире внеличностных взаимодействий тот факт, что кто-то хочет поглубже заглянуть в тебя, создает мощное переживание. Величайший комплимент – это когда тебя по-настоящему видит другой человек. И если тебя встречают с любовью и восхищением, это очень мощный фактор поддержки. Именно в этом кроется истинная «особость» – в  контакте, а не в индивидууме.
Мы инстинктивно хотим позитивного отражения. Это важная часть природы человека как социального существа, и ее не следует путать с признаками нарциссизма. Нарциссизм действительно может развиться, если эта потребность чрезмерно развита, и методы отражения могут быть использованы для манипулирования: этот блестящий навык применяли и применяют многие знаменитые соблазнители. Они идут дальше поверхностной лести, проницая человеческую сущность и отражая ее многочисленные слои в позитивной манере («О, я вижу в вас печаль – и как же она прекрасна!»).
Проблема заключается в том, что, когда человек становится настолько зависим от отражения как источника информации о себе, утрачивается всякая мера самооценки. В какой же момент эффект отражения стяжает такую власть, что превосходит собственное чувство «я» человека? Когда начинаешь задумываться над вопросом, достаточно ли тебя?
Чарлз перестал отражать Келли, и в результате ее чувство «я» как особенной, прекрасной и любимой женщины оказалось под угрозой. Я хотела побудить ее держаться за свое представление о себе даже в отсутствие знаков внимания со стороны любимого мужчины и верить, что ее ценность не зависит от его капризов.
Чарлз и Келли начинали с особого контакта. Но они утратили всякую перспективу реальности, увязнув в собственной драме. Теперь у Келли возникла фиксация на вопросе о том, почему Чарлзу внезапно приспичило любоваться другими женщинами, и она боролась с моими попытками перенаправить ее внимание на нее саму.

Настало время одиночного сеанса для Чарлза. Я хотела выяснить, какое «вознаграждение» он получает для себя, когда заставляет Келли ревновать. Кроме того, мне и для себя самой нужны были кое-какие ответы.
– Келли всегда привлекает внимание, – объяснил Чарлз. – Парни западают на нее у меня на глазах. И ей это нравится – даже тогда, когда она знает, что я рядом, истекаю по ней слюной, чувствую себя счастливчиком, потому что я с ней. Ненавижу это чувство! И к черту его: теперь я поменялся с ней ролями.
– Но что именно вы хотите ей внушить таким способом?
– Что есть и другие женщины.
– И вам от этого приятно?
– Да, если честно. Я чувствую себя намного лучше. Пусть немного поборется за мое внимание. Пусть думает, что у нее есть соперницы, – Чарлза так и распирало от чванливой гордости.
– И что вы хотите, чтобы она при этом чувствовала? – спросила я, начиная раздражаться.
– Пусть считает, что ей повезло, что я рядом. Пусть ценит мою любовь.
– А она говорила вам, что? чувствует?
– Злится.
– Я не слышу в этом слове одобрения, Чарлз. А ведь вы вроде бы хотите, чтобы она вас ценила и одобряла. Вы постоянно заставляете ее подвергать сомнению собственную ценность – вместо вашей. Вы хотите чувствовать себя стабильным, контролирующим ситуацию, защищенным – но за ее счет.
– Но ведь я же ей не изменяю. Это безвредно.
– Думаю, нам нужно найти лучший способ справляться с вашими страхами в отношениях. Что вы чувствуете, когда мужчины уделяют много внимания Келли?
– Я чувствую себя ничего не значащим. Не могу не задаваться вопросом, что в этих парнях есть такого, чего нет у меня.
– Ладно, Чарлз, до меня дошло, – сказала я. – Вы не хотите потерять Келли. Но вы не должны прибегать к манипуляции ею, чтобы лучше относиться к себе.
Я предложила в следующий раз, когда ему захочется манипулировать Келли, сделать глубокий вдох, связаться со своим «я» и сосредоточиться на собственной ценности.
– Я хочу, чтобы вы попытались сделать следующее: сконцентрируйтесь на одобрении этого страха. Этот страх означает, что вы любите Келли и не хотите ее потерять. Это хорошо! Постарайтесь сосредоточиться на том, чтобы превратить свой страх в благодарность за ваши особые узы. Связь, которой больше нет с Келли ни у кого на свете.
– Я так понимаю, что я разрушаю эту связь?
Чарлзу хотелось пойти коротким путем. Он обнаружил, что манипуляция эго помогает ему лучше относиться к себе. Более того, он может наказывать Келли за свою собственную неуверенность, вместо того чтобы разбираться с отношенческими тревогами, которые преследовали его годами.
Я надеялась, что теперь, столкнувшись лицом к лицу со своими тревогами, Чарлз сможет по-настоящему поработать над переменами. Он уловил общую концепцию, и мне было ясно: он почувствовал, что сможет достичь этой цели.
Но большая проблема, с которой мучаются все пациенты в психотерапии, заключается в том, что эмоциональные перемены не совершаются, если просто поговорить о них на одном-двух сеансах или поплакать. Нет никакого магического средства, благодаря которому вся боль уходит навсегда. Это происходит благодаря непосредственной и постоянной тренировке и программированию новых способов работы с эмоциями, которые возникают снова, и снова, и снова. 
Чарлз сообщал о медленном прогрессе в течение следующих нескольких сеансов, а потом привел с собой Келли. Я думала, что мы будем обсуждать, как разобраться с проблемами ревности, но у Келли был на уме иной план.
– Чарлз, – сказала она резко, когда мы все расселись, – я должна кое-что тебе сказать. Когда я на днях встречалась с моим другом Джастином, мы в конце концов переспали.
Келли смотрела на Чарлза стальным взглядом. В тоне ее не было ни малейшего раскаяния. Он был холодным и наказующим.
Чарлз стал похож на лань, выскочившую на дорогу в свет фар.
– Не могу поверить! – прошептал он и отвернулся от нас обеих, грудь его бурно вздымалась.
– Ты не обращал на меня внимания, Чарлз. Я думала, ты больше меня не любишь.
– Но я люблю! Я…
– С Джастином я снова почувствовала себя так, как когда-то с тобой. Мне необходимо было такое внимание.
– Келли, что-то я не слышу никаких угрызений совести, – перебила я.
– Вы правы. Я на него зла. – Она расплакалась.
– Вы стараетесь наказать его.
– Я хочу разрыва! – проговорила она с оглушительной окончательностью под всхлипывания Чарлза.
– Келли, – сказала я, чуть повысив тон, – я хочу, чтобы вы остановились. Я не хочу, чтобы вы еще что-то говорили, пока мы не возьмем чувства под контроль.
– Забудьте об этом, – бросила она мне. – Я была по горло сыта и этой дурацкой ролевой игрой, а теперь еще ты будешь меня игнорировать! – выкрикнула она Чарлзу в нарциссической ярости.
– Я так и знал, я знал, что это случится! – воскликнул Чарлз в полном отчаянии. – Я знал, что когда-нибудь она мне изменит!
Келли встала, вытерла глаза и вышла вон из кабинета.
Я утратила контроль над сеансом. Вот прекрасно, подумала я, после всей работы, которую мы проделали над этими фантазиями с изменой, теперь у Чарлза будет новая травма! Когда Келли выскочила за дверь, он окаменел в шоке от ее откровенности, точно так же как в день своей несостоявшейся свадьбы. Глаза его опустели, лицо осунулось, а тело стало ригидным, как у кататоника.
– Чарлз, оставайтесь со мной! – скомандовала я. – Оставайтесь в своем теле. Встаньте. Дышите. Топайте ногами. Чувствуйте. Чарлз, вы в безопасности.
Он сжал кулаки, и я увидела, что в его глазах снова затеплилась жизнь. Он испустил низкий рык, и я стояла рядом с ним, пока он проходил через серию конвульсивных эмоций, сменившихся под конец изнеможением.
Чарлз спровоцировал именно то, чего больше всего боялся. Он воссоздал изначальную травму. Он подбил Келли сыграть ту самую роль, которая была нужна ему, несмотря на все его отговорки.
Он сперва идеализировал ее, потом просил разыгрывать свою травму в спальне, а затем проецировал на нее свои страхи, притворяясь, что может быть донжуаном, пока наконец не вызвал в ней ярость, которая отражала его собственную.
Ярость томилась в глубоких казематах его существа, запертая эротической фантазией, как пробкой в бутылке. Чарлз так и не завершил свою реакцию на изначальный инцидент, его процесс был приостановлен. Он только ощущал скорбь, но так и не прошел через ее стадии: не было ни гнева, ни отрицания, ни принятия – он просто пытался преодолеть ее, сексуализируя свою беспомощность перед женскими капризами.
Я была разочарована тем, что цикл реакций между этими двумя людьми привел к неверности. Они ведь действительно любили друг друга. Все вышло из-под контроля именно из-за идеи предательства, и в конечном счете Келли его осуществила.

Многие люди проживают свои отношения в некоем равновесии между потребностью в любви и страхом любви. Но давайте проясним этот вопрос: страха любви как такового не существует. Никто в действительности ее не боится. Любовь прекрасна. Если говорить точнее, речь идет о страхе потерять любовь. Поэтому мы возлагаем на других колоссальную ответственность за наше чувство безопасности. А реальность такова, что никто не может гарантировать безопасность, верность или прогнать нашу неуверенность прочь.
В конечном счете овладение властью над нашими страхами – это внутренняя работа.
Чарлз остался со мной. Он осознал, что готов положить конец этому циклу. «Это я ее так настроил. Я причина всему этому. Я должен работать над этими проблемами», – сказал он.
И он работал – хорошо, старательно. На сей раз он проговорил и прочувствовал свой путь до конца и смог освободиться от сексуализации своей травмы. Мне понятно, почему это было так тяжело для него. Ревность, страх и ярость – скверная троица, и я понимаю, почему он выбрал сексуальный обходной маршрут.
Ревность всегда связана со стабильностью «я». Поскольку самоценность прибывает и убывает в гармонии с отношениями, мы стремимся к равновесию, чтобы поддержать самих себя. Келли изменила Чарлзу, чтобы восстановить свое чувство «я» – желанную, важную часть своей индивидуальности. Тот факт, что она заодно хотела наказать его, был вторичным вознаграждением для ее нарциссической травмы.

Другие статьи о психологии извращений читайте по ссылке.
Просмотров: 2263 | Добавил: heatpsy | Теги: сексуальность, психолог, история пациента, ролевые игры, психология, консультирование | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
avatar
0
1 kotenok146 • 02:06, 25.11.2015
Многим нравятся ролевые игры. Но не всегда предпочтения мужчины в сексе совпадают с предпочтениями женщины. Главное достичь баланса и не стесняться говорить начистоту.
ComForm">
avatar