Психологическое консультирование Билла.

– Ну, дело в том, что я – сексоголик… Я люблю укладывать своих детей спать. Люблю смотреть, как они мирно уплывают в сон, пока я им читаю. И все же эта глубокая любовь смешана с предвкушением того, чем я стану заниматься, когда они будут крепко спать. Можно было бы подумать, что я должен чувствовать свою вину за то, что собираюсь делать, но я ее не чувствую. Она возникает только потом, после. Все, о чем я могу думать в этот момент, – это то, что я хочу.

– И что же это?

– Возбуждение от первой в жизни встречи с женщиной. Мне нравится то чувство, которое возникает, когда я еду прочь из своего благополучного района мимо всех этих тихих пригородных коттеджей, и направляюсь в Бронкс. Это создает ощущение опасности и приключений.

– Вы ищете острых ощущений.

– Я никогда не знаю, что сегодня случится. Я чувствую себя так, как давным-давно, когда был подростком и в пятницу вечером шлялся по городу вместе с друзьями, ища чего-нибудь «остренького». Может, снимем девочек, или ввяжемся в драку, или просочимся в какой-нибудь закрытый ночной клуб… Да, мне нравится этот кайф. Предвкушение. Но иногда ритуал подготовки всего этого оказывается более волнующим, чем само событие.

– И какие ощущения это у вас вызывает?

– Разочарование. Это антикульминация. Поэтому я продолжаю искать дальше, пока не получу то, что хочу.

– Искать – что? – уточнила я.

– Других женщин. За ночь я могу оприходовать четыре-пять. Самое большее их было десять за одну ночь.

– В это трудно поверить.

– Вы меня осуждаете?

– Нет, просто удивляюсь. Мне такое число кажется нереальным. Неужели это действительно возможно? – улыбнулась я.

А еще меня удивляло то, что я не ощущала никакого возмущения, отвращения или желания пробить его ненадежную броню. Я была спокойна, но небесчувственна. Я поняла, что могу стерпеть то, что говорит Билл, оставаться сосредоточенной и увлеченной и не терять контакта со своей эмпатией, не сползать в собственные грезы. Я была там, рядом с Биллом, и ощущала эту смесь доброты и моей собственной внутренней силы. Это было состояние, которое мне и полагалось воплощать, – я это понимала и прежде, но теперь ощущала его по-настоящему.

– Возможно. Но мы не обязательно занимаемся сексом, – объяснил Билл. – И если одна из них мне угодит, то я остаюсь с ней. Вы должны понять, мне очень небезразлично, что вы об этом думаете. Не поймите меня неправильно: у меня есть в жизни все. Мне везет в бизнесе. У меня прекрасная жена, я люблю своих детей больше всего на свете. Но меня терзает беспокойство, я живу как на иголках. Типа – и  что, это все?! И больше в жизни ничего не будет?

Билл был наполовину отошедшим от дел инвестором в недвижимость в возрасте чуть за пятьдесят. Он удачно перевел свои деньги в наличные на подъеме рынка, жил в Коннектикуте, а работал на Манхэттене в свое удовольствие. На досуге он играл в гольф и общался в онлайне с проститутками. Всегда носил кричаще-яркие цветные свитера от Ральфа Лорена в жгуче-розовых, красных или канареечно-желтых оттенках. Манера его поведения была тускловатой, и только свитера всех цветов радуги выдавали теплящийся в нем внутренний огонек.

Билл знал толк в удовольствиях, но не в счастье. Думаю, его удивило открытие, что тот образ жизни, который он вел и к которому так долго стремился, та самая настоящая «сладкая жизнь», заключавшаяся в ежедневном потакании всем малым и большим прихотям, не могла обеспечить ему истинного удовлетворения.

Я уже сталкивалась с этим прежде и думала: вот она, проблема мужчины, которому не нужно работать. Больше нет никаких трудностей, нечего завоевывать, нечего создавать. Вместо этого неструктурированная жизнь даровала ему свободу – и все те экзистенциальные кризисы, которые к свободе прилагаются.

Биллу-пенсионеру не хватало мечты и стремления. У него было не так-то много стимулов, побуждающих вскакивать по утрам с постели. Ему нечем было подкармливать свой костер, у него не было ни страсти, ни импульса, ни цели.

А потом он уткнулся лбом в неожиданное препятствие. Бухгалтер Билла сообщил ему, что он спустил половину своего годового дохода на внебрачные приключения. В панике Билл принялся искать совета у знакомых, и один приятель порекомендовал ему меня.

– Эта история с деньгами буквально вышла из-под контроля, – говорил Билл. – Раньше мне удавалось скрывать это, но не сейчас. Как я смогу утаить это от жены?

– Сколько вы потратили?

– Двести тысяч долларов.

Я невольно поморщилась.

Пару дней спустя за ужином я рассказала подругам, что у меня появился новый пациент – сексоголик. Может быть, дело было в выпитом вине, но они согнулись в конвульсиях недоверчивого хохота.

– Да ладно, – проговорила Маргарет. – Он что, серьезно? Мужчины занимаются этим с сотворения мира, а теперь вдруг это стало психической болезнью? Разве это не патологизация нормального мужского поведения?

– Да. Это только предлог для оправдания кобелизма, – заявила Джейн. – Дежурный современный поп-психологический диагноз, позволяющий этим ублюдкам ловко соскочить с крючка. Теперь нам еще и положено им сочувствовать. Ах, бедняжки, у них просто такое неудачное расстройство психики, что они не в состоянии удержать пенис в штанах!

– Думаю, я сексоголичка! – сделала вывод одна из моих соседок по квартире, заставив нас всех умолкнуть и уставиться на нее.

– Да, это точно, – подтвердили мы и в шутку, и всерьез, припоминая, как прошлой ночью она приволокла домой очередного парня, не удосужившись даже спросить, как его зовут, пока они не оказались в койке.

– Тебе и впрямь жаль их, Брэнди? – спросила Маргарет. Недавно ей изменил любовник.

– Ну, в данном случае я могу мужчине посочувствовать, – сказала я.

– Тогда, может быть, тебе стоит основать благотворительный фонд для этих бедненьких кобелей! – фыркнула она.

– Я не предлагаю жалеть мужчин с зависимостью от секса или извинять их поведение, – возразила я. – Или подводить под него теоретическую базу. Или прощать им тот вред, который они причиняют, – мол, пусть их, если это не задевает лично меня. Я просто говорю, что они больны, склонны совершать ошибки и заслуживают сострадания, по крайней мере в моем кабинете.

Меня не удивили реакции моих подруг. Зависимость от секса – пока еще плохо изученное поле исследований. Этот диагноз – не входящий в формальный список «Диагностического и статистического руководства по ментальным расстройствам», учебника психологической диагностики, – был предметом ожесточенных дебатов.

Однако этот тип поведения абсолютно реален, и  существует огромная разница между сексоголиками и бабниками. Сексоголики обычно стыдятся своего поведения и чувствуют, что не властны над собой. Они часто страдают депрессией. Бабники же отлично себя чувствуют и полностью собой владеют. Я заметила, что бабники стремятся к удовлетворению эго, в то время как сексоголики, похоже, ищут чего-то другого.

Сексоголики теряют всякое чувство меры и контроля, предаваясь компульсивной сексуальной активности с разрушительными для жизни последствиями, такими как опустошение банковского счета для оплаты секс-услуг, мастурбация до кровавых мозолей или потеря работы из-за навязчивого просмотра порно на рабочем месте и за счет компании-работодателя. Они страдают от последствий – и все равно не могут остановиться.

Со временем это поведение может развиться в психологическое состояние, сопровождающееся теми же неврологическими изменениями, которые возникают в мозге наркоманов. Как и при любой зависимости, способность мозга ощущать удовольствие со временем снижается. Это явление также известно как «нечувствительность к наслаждению».

Порог удовольствия меняется, становясь настолько высоким, что зависимому требуется все больше и больше сексуальных контактов, чтобы ощутить наслаждение. То есть – если эмоциональные причины, стоящие за подобным поведением, недостаточно убедительны для скептиков – эту зависимость еще глубже укореняет физическая потребность.

Я пытаюсь привести таких пациентов к более отчетливому осознанию истинной природы их желаний. Я хочу сделать бессознательные мотивации сознательными. В полотно желаний, в особенности мужских, вплетается множество эмоциональных стремлений, пусть даже они сами об этом не догадываются или не признают этого.

Билл подтвердил, что ему нужно было все больше и больше сексуальных контактов, чтобы ощутить тот же уровень возбуждения. Желание целиком поглощало его мысли в течение дня, потом отвлекало его от времяпрепровождения с женой и детьми по вечерам. Пользование домашним компьютером быстро превратилось в сплошное чтение писем от женщин, с которыми он знакомился в онлайне.

– Я не могу не открывать их, – говорил он беспомощно. – Если я не прочту письмо, я просто делаюсь одержимым. Кончается все тем, что я общаюсь с ними в онлайне, иногда мастурбирую. Потом договариваюсь встретиться с какой-нибудь женщиной вечером, если мне кажется, что она согласится делать то, что я хочу.

– И что же вы хотите? – спросила я, послушно следуя за Биллом.

– Я хочу, чтобы она доминировала, но в то же время была теплой и нежной. Это то особенное сочетание, которое трудно найти в проститутке.

– Могу себе представить, – проговорила я. До ужаса знакомая мужская проблема!

– Я хочу, чтобы она брала на себя контроль и понимала, что я хочу. Чтобы знала, как уложить мою голову себе на грудь, как целовать меня в лоб, поглаживая мой член. Я хочу, чтобы она нашептывала мне нежности заботливым тоном, велела мне расслабиться, обещала, что она обо мне позаботится. – Голос Билла дрожал от смущения. – Многие женщины не хотят этого делать. Они смотрят на меня, как на… подозрительного психа.

Говорите что хотите о состоянии Билла, но я не считала его психом из-за того, что он нуждался в ощущении этого аспекта женственности, пусть даже в представлении Билла он ассоциировался с сексом и проститутками. На самом деле его потребность была прекрасна.

 

– Проституток интересует только денежная сделка, – жаловался Билл. – Никакого настоящего соблазнения! Они просто не понимают… Им нужны только деньги вперед, никаких поцелуев, никакой нежности. Мне приходится проводить отбор. Иногда удается найти такую, как надо, и я плачу за то, что хочу. Но все равно это как-то механистично… за вечер у меня бывает не одна такая попытка.

– И это удовлетворяет вас? Вы чувствуете себя удовлетворенным?

– Да нет на самом-то деле. Все заканчивается, когда я устаю. Пытаться заставить проститутку быть нежной – все равно что пытаться выдоить молоко из камня. Обычно я прихожу в ужас от того, сколько денег потратил. Из-за всех этих долбаных сук я чувствую себя неудачником!

Сдерживаемая ярость Билла встревожила меня, но я отмахнулась от своей тревоги, потому что не хотела отвлекать его от того, что он силился высказать. Вместо этого я отразила его фрустрацию:

– Значит, вы хотите любовного взаимодействия от женщин, которые просто не желают вам его дать.

– Думаю, да. Я ищу теплоты … да, дело именно в этом. Я никогда раньше так это не называл, но вы правы. Я в жизни не знал, что такое теплота, так что даже не представлял, что именно ее я и ищу.

В этот момент мужчина двадцатью годами старше меня казался мне несчастным малышом, которого хотелось обвить руками и утешить. Вот что удивило меня больше всего прочего – собственное желание проявить заботу после того, как я выслушала историю о неверности: прежде эта тема вызывала у меня едва сдерживаемое отвращение.

Я попросила его рассказать мне все подробнее.

– Вы меня обезоруживаете, – сказал он, как будто впервые что-то осознавая.

– Почему вы так говорите?

– Не могу поверить, что все это вам рассказываю!

– Для меня это честь, Билл. – И я говорила искренне.

– Я чувствую себя… уязвимым.

– Вы действительно сейчас уязвимы. Как вы себя при этом чувствуете?

– Неуютно. Но с вами мне легко.

– Я рада. Особенно тому, что вы позволяете себе ощущать дискомфорт – и все же открываетесь мне. Это и есть мужество, Билл.

Сострадание к Биллу не покинуло меня и после того, как он ушел. На глаза наворачивались слезы при мысли о том, каким открытым он был со мной. Я привела в порядок диван, вымыла свою чашку и заперла кабинет на ночь. Должно быть, вот так приходит зрелость, думала я.

Что-то в Билле действительно возбуждало во мне некую первобытную женскую реакцию, поэтому во время следующего сеанса я попросила его рассказать о матери. Он описал ее как «алкоголичку, которая была занята только собой».

– Она закатывала вечеринки, меняла бойфрендов и всегда выглядела эффектной и счастливой, а я чувствовал, что только путаюсь у нее под ногами. На следующий день у нее всегда бывало похмелье, и она слонялась по дому в халате, то и дело укладываясь то на один диван, то на другой, и бесилась, когда я к ней лез.

Когда ему бывало особенно плохо, он забирался в материнский шкаф, обнимал ее длинный шелковый халат и находил в нем утешение.

Мать Билла заботилась о его повседневных потребностях, но сводила их взаимодействие к минимуму.

– Никакой настоящей нежности, родительских наставлений, теплоты или… – Билл резко оборвал себя – вероятно, так же, как ему приходилось обрывать себя в прошлом, когда его потребности оставались неудовлетворенными и он понимал, что бесполезно пытаться заставить мать реагировать на них.

Вместо этого он стал рассказывать мне о том, как недавно побывал в доме, где провел детство, блуждал из комнаты в комнату, и все старые чувства начали всплывать на поверхность. Одиночество. Ощущение, словно он снаружи и заглядывает внутрь через окно.

– Моя жена тоже не отличается особенной теплотой, но у нас отличная совместимость и хороший интеллектуальный контакт, – сказал он. И тут же поник, услышав из собственных уст эти слова. – Впрочем, она же русская, – добавил он, как будто это как-то объясняло ее темперамент.

– А как у вас с женой в сексуальном плане?

– На самом деле все отлично. Может быть, я слишком часто к ней пристаю, но мы занимаемся сексом минимум 4–5 раз в неделю. Наш секс очень физический, не слишком эмоциональный. Раньше я жаловался и хотел больше секса, но теперь просто оставляю ее в покое.

– Похоже, мы имеем дело с устоявшимся шаблоном.

– Искать женщин, таких же холодных, как моя мать?

– Пытаться заставить эмоционально недоступных женщин подарить вам немного любви.

– Как это я пытаюсь заставить их…

– Вы платите проституткам, чтобы они давали вам то, что большинство из них давать не хотят, и вы из-за этого злитесь.

– Ну, по крайней мере с доминированием они справляются.

– На самом деле это вы буквально диктуете им, как доминировать над вами, это означает, что ситуацию контролируете вы. Что вам больше всего нравится в том, что над вами доминируют?

– Мне просто хочется, чтобы кто-то другой был ведущим и говорил мне, что делать. Но мягко!

– Это вам нужно было от матери?

– Да.

– Значит, у вас имеется неудовлетворенная потребность в материнской любви.

Желание Билла, чтобы над ним доминировали, не было мазохистским, он хотел, чтобы его воспитывали. Но эта потребность была не буквальной. Ему нужна была материнская сущность, те женские качества, которыми обладают оба пола, однако ассоциируются они в основном с матерью: забота, любовь и утешение, сочетающиеся с внутренней прочностью.

Хотя Билл заработал достаточно денег, чтобы позволить себе жизнь без забот, в вопросах отношений он оставался бездомным банкротом. Меня печалило то, что он не мог удовлетворить столь базовую для человеческого существования потребность. Без доступа к этим женственным качествам любой из нас оказывается в этом мире бездомным.

– Мне нужна такая любовь. Это сильное ощущение. Мне его всегда мало, – сказал Билл. – Может быть, потому-то я так и достаю жену сексом.

Вот мы наконец и добрались до момента, когда мой клиент стал «путаться в показаниях». Почему мужчина, который хочет любви, ищет ее в области секса? Если вам хочется пить, вы же не станете есть сэндвич? Если вы устали, потянетесь ли вы к стакану с водой? Вот еще один пример того, как мужчинам вдалбливают в головы: быть эмоциональным – ненормально, зато нормально быть сексуальным. Поэтому вся коммуникация о потребностях – и их надежда на удовлетворение – имеет место на уровне секса.

Это здорово сбивает с толку. Сексуальность, вместо того чтобы быть свободным выражением любви, жизни и эротизма, отягощается иными ожиданиями. Привязка любви к сексу у Билла стала невротической. Все эти объяснения («сильное либидо», «я просто люблю секс»), которые дают многие сексоголики, всего лишь оправдания зависимости, замаскированной под желание. А в действительности мы имеем дело с эмоциональной зависимостью человека, который хочет уверений, что его любят. Он все равно что говорит: «Ты любишь меня? Ты правда любишь меня? Ты уверена? Я тебе не верю, скажи мне это еще раз».

Сексуальная зависимость печально известна как расстройство близости. Я читала результаты одного исследования, в которых сообщалось, что 78 % сексоголиков происходят из семей, классифицируемых как «жестко не заинтересованные», что в переводе с психологического жаргона означает наличие глубокой разобщенности и ощущение хронического отчуждения.

Мужчины, подверженные сексуальной зависимости, подобны грифам, бесконечно копающимся в отбросах. Они способны питаться чем угодно. Женщины улавливают эту зависимость и тут же отворачиваются от них. Проститутки и создатели порно зарабатывают на них немалые деньги.

К сожалению, в браке эта всепожирающая незащищенность едва ли бывает эротичной. Однако некоторые женщины с ней мирятся и все же занимаются сексом с мужьями из чувства долга. Такой была и жена Билла. Она думала, что, если будет выполнять все сексуальные требования в русле его хищнической потребности, он никогда не станет ей изменять. Она и не догадывалась, что с сексоголиком эта стратегия не работает.

 

Через несколько недель Билл сказал мне, что жена подозревает его в неверности, и спросил, может ли она поприсутствовать на одном из наших сеансов. А заодно предупредил меня, что она считает психотерапевтов шарлатанами, эксплуатирующими людские беды ради денег.

– Думаю, она хочет убедиться, что я действительно хожу на терапию, – сказал он, – а не встречаюсь с какой-то другой женщиной.

Я поощряю пациентов включать своих супруг в процесс лечения. Мне хотелось бы, чтобы они были честны друг с другом, но Билл уже подпортил картину, сказав Наташе, что он ходит на терапию, чтобы избавиться от небольшой депрессии. Встречаться с женой пациента – довольно трудная задача, и тем более трудная, если она не знает, что на самом деле происходит. Некоторые терапевты даже не соглашаются работать с супругами индивидуально. Какая уж тут ответственность, когда каждый из пациентов стремится сохранить свои секреты!

Наташа оказалась женщиной средних лет, вела себя с достоинством, которое почти замаскировало ее нервозность. На ней была простая консервативная блузка на пуговицах и удобные слаксы. Светлые волосы подстрижены в каре. Я видела, что в кабинете психотерапевта она чувствует себя не в своей тарелке: по коридору между кабинетами она шла с оборонительной бдительностью, будто проникла в ведьмину берлогу.

Наташа растянула губы в улыбке и вяло пожала мне руку, тщательно оглядела мой кабинет и присела на диван.

Хотя жена Билла с сомнением относилась ко всему психологическому сообществу, когда она расслабилась и опустила свои щиты, я почувствовала в ней внутреннюю теплоту, которая никак не сочеталась с прохладным эмоциональным описанием, данным ей Биллом. Ее розовое свежее лицо на самом деле так и веяло добротой.

В течение первых нескольких минут Наташа нечасто подавала голос, но ее глаза вели со мной напряженный диалог. Она сканировала меня, потом переводила взгляд на Билла, если я смотрела на нее. Иногда она исподлобья оглядывала нас обоих, потом отворачивалась с пустым взглядом, явно о чем-то задумавшись.

– Расскажи мне, о чем вы здесь разговариваете, – тихо попросила она Билла.

– О депрессии.

– И это помогает?

– Да.

– Дома ты такой отстраненный, если вообще появляешься. Ты так много времени проводишь вне дома. Неужели ты забыл о своих детях?! – Наташа внезапно разразилась слезами. Я подвинула к ней коробку с салфетками.

– Я прихожу домой каждый вечер, чтобы уложить их спать, – возразил Билл.

– А потом уходишь. – Она положила ладонь поверх его руки, словно для того, чтобы взять его за руку, но он не ответил на ее движение.

Наташа смотрела на Билла взглядом, который говорил так много: то был взгляд женщины, которая знает  – и умоляет, чтобы ей сказали правду. Взгляд, полный отчаянного страха.

Билл забегал глазами по кабинету.

– Я провожу время с друзьями. Я хочу получать удовольствие от своей пенсии. Я много работал! Мне что, нельзя наслаждаться своим свободным временем?

– У меня по этому поводу не очень хорошее чувство, – проговорила она.

Потом они сидели молча, словно зайдя в тупик. Билл не давал настоящих ответов и не реагировал на попытки жены дотянуться до него. Это было больно видеть.

Интуиция, божественный дар, которым обладают женщины, стала для Наташи источником мучений перед холодным ликом лжи, заставляя ее сомневаться в собственном внутреннем компасе. Она взглянула на меня молящими глазами, словно понимала, что я что-то знаю. В ее взгляде читалось едва заметное возмущение: почему это он рассказывает этой незнакомке, этой молодой женщине, этому терапевту все, что имеет наибольшее значение для моей судьбы, моей жизни!

Я не могла этого вынести. Я хотела рассказать Наташе все – но я не могла. Я была ужасно зла на Билла за весь вред, который причинял его эгоизм. Я чувствовала, как на моих глазах разрушается доверие женщины к себе, как рассыпается ее восприятие, как истина теряется в туманном искажении.

Как и некоторые другие клиенты, изменявшие женам, Билл действительно демонстрировал чувство вины и раскаяние, и у него хватало проницательности и честности, чтобы признать, что его поступки идут вразрез с собственной системой ценностей. Однако это его не останавливало.

Я думала о том, как становятся испорченными обычные люди. Это медленный внутренний процесс, который начинается сразу за границей осознания. Человек поначалу игнорирует тихий голосок, влекущий к чему-то, но он постепенно разрастается и крепнет, пока не становится могущественной силой, вроде бы непрошеной и захватнической, поселяющейся в костях и крови человека. Бурля, эта сила захватывает все тело и толкает его на действия, противоречащие высшим идеалам человека, морали и обязательствам, и его верность партнеру слабеет.

Этот голос становится все мощнее, он вопит «мне нужно» и «я хочу», превращаясь в навязчивое требование. Некоторых людей портит алчность, других – одиночество, третьих – зависть, ненависть к себе или ревность.

Билл был испорчен своей потребностью в любви.

Я никогда не знала, что ждать от Билла, настолько он был непредсказуем, но все равно оказалась не готова к той бомбе, которую он взорвал спустя несколько недель.

– Похоже, я влюбляюсь! – заявил он. – Я ответил на объявление в «Крейгслисте» и поехал в один бар в Бронксе. И тут входит роскошная молодая латиноамериканка…

– Ого! – только и вымолвила я.

– Жизнь-то налаживается! – добавил Билл.

Могу себе представить… Видимо, она оказалась той девушкой, которая наконец по доброй воле согласилась одновременно доминировать и заботиться?

– Я повез ее в обшарпанный мотель в Йонкерсе, – продолжал Билл. – Когда мы вошли в номер, она сказала мне, что она – парень. Можете в это поверить?!

Я лишилась дара речи – редкий случай, – так что просто позволила Биллу рассказывать дальше. Мы достаточно долго с ним работали, чтобы он автоматически ответил на вопрос «как вы при этом себя почувствовали?», который могла бы задать ему я.

– Клянусь, она была такая красивая, мне бы и в голову не пришло… Мне, наверное, полагалось выйти из себя, но в ней было нечто чарующее. Между нами вроде как что-то щелкнуло. Все, что мы делали, – это несколько часов сидели на постели и разговаривали. Она рассказала мне, что будет работать проституткой только до тех пор, пока не накопит денег на операцию по смене пола. Я уговаривал ее пойти учиться. С тех пор я провожу с ней много времени – иногда ради секса, а иногда мы просто общаемся. Я даже подвожу ее на машине к другим клиентам, чтобы иметь возможность пообщаться с ней лишние полчаса.

Лицо Билла сияло.

– Чем она отличается от других? – спросила я.

– Карла обращается со мной так, будто я ей и в самом деле небезразличен. Она слушает и видит меня, как никогда, наверное, не делала ни одна другая женщина. Вчера она сказала мне, что я кажусь одиноким и потерянным. Я даже не осознавал этого, но, полагаю, она права. И вот я разговариваю с этой девчонкой-парнем всего-то лет двадцати, рассказывая о том, какие муки причиняет мне пустота жизни – и она понимает. Да мне плевать, будь она хоть десять раз парень!

– Она действительно почувствовала вашу особенную потребность, – проговорила я. Какой блестящий маневр! Эта проститутка уловила, что дело не в сексе, что Билл не этого ищет.

– По-моему, она просто умница. Я вот думаю: что с ней было бы, если бы она родилась в Коннектикуте, а не в Бронксе, если бы не пришлось ей получать пинки от соседских ребятишек за то, что она вела себя как гомосексуалка? Какова была бы ее жизнь, имей она возможность получить лучшее образование или путешествовать? Знаете, Карла понятия не имеет, кто такие Ницше, Стейнбек или Пруст. Она никогда не слышала о президенте Рузвельте, или даже Трухильо, или об истории своей родной страны, Доминиканской Республики. Она никогда не выезжала из Нью-Йорка. Но я вам вот что скажу: она так проницательна, так мудра, что я, честное слово, ценю ее мнение больше, чем некоторых моих друзей. Если бы только ее «сырой» интеллект можно было каким-то образом воспитать, насколько иной была бы ее жизнь!

Билл не знал, как ему называть Карлу – мужчиной или женщиной, было ли ее поведение искренним или напускным. Все, что он знал, – это что он познакомился с человеком, который, как он верил, был способен его видеть, и это вернуло Билла к жизни.

К тому же во всех его историях о Карле прослеживался один лейтмотив: он много времени тратил на попытки убедить ее поступить в колледж. Он не мог поверить, что она никогда не задумывалась о возможности получить высшее образование. Билл начал покупать ей книги по истории, литературе, поэзии. Он выкупал ее на весь день и отводил в кафе, чтобы она там читала.

Казалось, в Карле Билл обрел цель, которая выдернула его из экзистенциального застоя. Я не один месяц пыталась извлечь его из мира, где он чувствовал себя потерянным и бесполезным, истерзанным скукой и отсутствием вдохновения. Наши абстрактные философские дискуссии ни к чему не приводили. Потребовалась Карла, чтобы помочь ему отыскать смысл жизни.

Билл планировал оплатить Карле операцию по смене пола и обеспечить ей обучение в колледже. Я не представляла, как он выполнит эти планы, учитывая его финансовые проблемы, не говоря уже о Наташе и его детях. Может быть, вся эта история была просто еще одной манифестацией зависимости, которая изначально привела ко мне Билла, но у меня было интуитивное ощущение, что сущностные мотивации Билла меняются.

Делясь своими переживаниями, Карла вытащила Билла из эгоцентричной «битумной ямы» его собственных желаний и фрустраций. Теперь он увидел мир за пределами Коннектикута, гольфа, кантри-клубов и поездок на Бермуды. Непривычность этого мира пробудила его, заставив увидеть более масштабную картину, и, хотя Билла приводили в смятение рассказы о мучениях Карлы, у него не возникало побуждения отвернуться от мрачных истин, которые она ему поведала. Наоборот, он был снова полон воодушевления, его разум внезапно расцвел решениями и идеями.

Он хотел участвовать в жизни. Оказывать влияние. Чувствовать себя полезным. Кроме того, он стал гораздо менее сексуально озабочен.

Теперь эрекция и потенция стали свойственны его разуму.

Однако спустя очень недолгое время воодушевленная и лихорадочная деятельность Билла по изменению жизни Карлы оказалась под угрозой разоблачения. Он явился в мой кабинет в панике.

– Наташа просмотрела мои текстовые сообщения и вычислила, что я был совсем не в том месте, о котором говорил ей. Тогда она принялась рыться в моем столе и обнаружила, что у меня есть секретный сотовый телефон и отчеты по кредитным картам со счетами за комнаты в мотелях, порновеб-сайты и подарки. У нас был ужасный скандал, и она пригрозила, что уйдет и заберет детей.

Мне не хотелось показаться бесчувственной, но моей первой мыслью было «только пригрозила?»

– Вы рассказали ей, что происходит?

– Я никак не могу рассказать ей правду обо всем, – пробормотал, заикаясь, Билл. – Я был так расстроен, что выбежал из дома и поехал к матери, а это три часа дороги в один конец. У меня было такое ощущение, что у меня нервный срыв. Но, когда я приехал, ее не было дома!

Билл сжался, подавленный, вновь ощущая все годы накопившейся боли, которые вытолкнула на поверхность эта импульсивная поездка домой.

– Я понимаю, Билл. Вы наконец потянулись к ней – и опять не смогли найти ту мать, которая вам так отчаянно нужна.

– А потом я вспомнил о сексуальном принуждении…

Что?! Почему он не сказал мне об этом раньше? Я постаралась сохранить сдержанность, потому что знала, как Билл отреагирует на любой признак осуждения.

– Я не люблю об этом разговаривать, но один из приятелей моей матери совратил меня, когда мне было двенадцать.

Билл, казалось, провалился глубоко внутрь себя, но я не могла позволить ему уплыть в собственные мысли.

– Какая мысль пришла вам в голову сейчас, когда вы об этом мне рассказали?

– Я задумался, уж не гей ли я. Однажды ночью у нас с Карлой был секс, и теперь все эти воспоминания снова всплыли на поверхность. Думаю, когда приятель моей матери занимался со мной сексом, мне могло это понравиться. Я пытался понять это много лет.

– Представляю, насколько это должно было ошеломлять и запутывать вас, – сказала я. – Можете сказать мне, что в этом вам нравилось?

– То, насколько внимателен он был ко мне. Он был очень дружелюбным, водил меня на бейсбольные матчи. Он был мне как отец, которого у меня никогда не было.

– Что ж, это вполне понятно, Билл. Вы отчаянно нуждались в родителе.

– Я не очень-то разбирался в том, что было связано с сексом. Думаю, я понимал, что это нехорошо, но запутался. Он был таким дружелюбным. Он не казался мне плохим человеком. – Билл поджал губы. – Может быть, мне даже вроде как нравилось, когда он меня трогал. Так что не знаю…

– Это не такая уж необычная реакция, – сказала я Биллу. – И она не означает, что вы хотели этих сексуальных отношений. Друг вашей матери воспользовался вашей неспособностью полностью понять, что происходит. И даже если вам это нравилось, это еще ничего не решает в вашей сексуальной ориентации.

Билл был все так же растерян.

– Но я не могу сказать, нравится ли мне секс с Карлой потому, что я гей, или мне просто нравится быть рядом с ней. Обычно у меня не бывает фантазий на тему мужчин. Я иду по улице и обращаю внимание только на женщин.

Со временем Билл решил, что у него есть некоторые бисексуальные тенденции, отчасти вызванные проработкой его детской травмы. И в большей степени, чем само сексуальное принуждение, Билла расстраивало то, что мать его не защитила. Более того, она позволяла насильнику оставаться с сыном в качестве няньки, а остальное время проводила с ним сама. Иногда она запиралась в своей спальне, а пьяные гости шатались по дому, засыпали на диванах и прямо на полу и употребляли наркотики на глазах у Билла. Это сильно повлияло на психику мальчика.

Люди часто спрашивают: «Зачем ворошить прошлое на сеансах психотерапии?» В случае Билла прошлый опыт привел к выводам относительно женщин, сделанным в такие «сенситивные» моменты.

Мать Билла была непоследовательна, поэтому он научился никогда полностью не полагаться на женщин. Сама эта идея заставляла его каменеть от ужаса – до такой степени, что он оказался не способен увидеть, что в действительности жена была по-настоящему доступна для него как эмоционально, так и сексуально. Все, что Биллу нужно было сделать, – это позволить себе принять то, что она могла ему предложить.

В конце концов я спросила Билла, как он думает, что на самом деле не дает ему получать то, что он хочет, – поддержку Наташи. Его довод прозвучал неубедительно: «Она слишком озабочена детьми».

– Извините, но я на это не «куплюсь», – покачала я головой. – Она приходила на сеанс и пыталась наладить с вами контакт. Она – самый близкий вариант доступной женщины, который у вас есть. Ну же! Что на самом деле блокирует вас, не давая стать ближе к ней?

– Она сама… – упорно настаивал он.

– Ну, ее здесь нет, так давайте рассмотрим вместо нее вас. Как вы думаете, что случилось бы, если бы вы стали соблюдать абсолютную верность Наташе отныне и впредь?

Билл в приступе паники и страха сознался: он боится, что она не будет удовлетворять его потребности.

– Вы имеете в виду, что не доверяете ей?

– Ну…

– Вы ведь и мне не доверяли! – Я предположила, что базовые восприятия Билла были искажены, как если бы он смотрел в кривые зеркала в «комнате смеха». – Ваша жажда любви так огромна и раздута, а женщины такие костлявые и жадные! Над этим нам и надо поработать – над вашими мощными страхами и вашей отчаянной потребностью в любви. Это наследство сексуального принуждения.

Инсайт может продвинуть пациента лишь до определенной точки. Только когда он научится принимать свои страхи в отношениях, задача становится иной – научиться разбираться с этими страхами. Только тогда может начаться трансформация.

Это длительный процесс, у некоторых он продолжается всю жизнь. Выздоравливать – значит признавать эти страхи, когда они всплывают на поверхность, и практиковать не-реактивность. Это когнитивное упражнение: проговариваешь свой страх вслух и помогаешь себе дыхательными упражнениями. Мы с Биллом работали над этим месяцами, тренируя толерантность к дискомфорту, пока он совершал маленькие шажки по налаживанию контакта с Наташей.

В рамках этого процесса он рассказал Наташе обо всем, и его мужественная честность – наконец-то! – позволила ей тоже делать шаги вперед.

Билл больше никогда не разговаривал с Карлой, хотя был благодарен ей за то, что их встреча помогла ему осознать самое важное – возможность появления в его жизни совершенно новой цели.

Карла вдохновила Билла на трансформацию его экзистенциальной пустоты в страстное желание помогать людям. Билл решил стать волонтером организации, которая помогала детям из неблагополучных районов готовиться к поступлению в колледж. Однако он действительно учредил для Карлы стипендиальный фонд, а также ежегодную премию в ее честь.

Во время нашего последнего сеанса в глазах Билла стояли слезы.

– Я хочу поблагодарить вас за ту неподдельную любовь и сострадание, которые вы ко мне проявляли, – сказал он. – Что бы я вам ни говорил, я ощущал, что вы меня принимаете. Вы заставили меня почувствовать себя человеком, которого можно любить. Я хочу, чтобы вы знали: одно это принесло мне исцеление!

Я тоже смахнула с глаз слезы и глубоко вздохнула. Можно было только удивляться тому, что все использованные мною формы вмешательства, самые эффективные мои стратегии в конечном счете нужны, просто чтобы обеспечить пациенту немного неподдельной человеческой любви. И особенно верно это было в случае Билла, который никогда не мог полностью довериться женщине.

Что касается меня, мне ни разу не пришлось делать над собой усилие, чтобы сострадать Биллу, все разговоры с ним я вела от чистого сердца, и наверняка именно поэтому наши отношения оказали исцеляющее воздействие.

В психотерапии это называется «коррективным эмоциональным опытом». Пациент испытывает в своих отношениях с терапевтом новые чувства, которые настолько сильны, что проламывают его давнишние предубеждения, иллюзии и выводы о людях и мире. Но это происходит не на интеллектуальном уровне, скорее, это перемена интуитивная, рожденная опытом.

Конечный результат ее – надежда.

 

Мужчинам не так уж легко отделять секс от любви. Я осознала, что любовь является настолько центральным элементом нашей человечности, что мы не можем отделить себя от потребности дарить и принимать ее. Потребность в любви пропитывает все, что мы делаем, включая секс.

Я заметила, что мужчины, которые тянутся к безличному сексу, анонимным партнершам, бессмысленным знакомствам в барах, проституткам и т. д., все равно жалуются, что им нужно больше страсти. А страсть отличается от похоти тем, что требует присутствия «я».

Вот откуда я беру свои идеи о совершенствовании близости, они не мои проекции, они слетают прямо с неудовлетворенных уст мужчин. Они просят о ней. Думаю, люди хотят секса, чтобы что-то значить, чтобы быть особенными.

 

Я всегда стараюсь не навязывать пациентам свои идеалы любви. Пациенты сами неизбежно подводят к ним разговор, с чего бы он ни начинался. Думаю, это потому, что секс возникает в контексте отношений, и поэтому отношения буквально пропитывают сексуальный акт. Даже без присутствия отношений все равно остаются человеческие эмоциональные потребности помимо плотских, которые вторгаются в секс, – и именно в этот момент они становятся наиболее интересными для меня.

Для моих пациентов секс стал суррогатом любви. То, что они не могли получить эмоционально, о чем не осмеливались просить, они искали с помощью секса. Секс замещал стремления их эго, их желание быть особенными, важными, могущественными, привлекательными.

Секс занимал место всего, что мать, жена или проститутка не могли или отказывались им дать. Однако он по большей части был замещением того, что мои пациенты не умели почерпнуть изнутри самих себя. Вместо того чтобы научиться заботиться о себе, они обращались к фантазии, созданию сценариев и поискам актрисы, которая сыграла бы в них главную роль. Такие мужчины надеются, что женщина интуитивно поймет их желания и воплотит в себе. И все это не имеет никакого отношения к реальной женщине.

 

Один из самых частых вопросов, задаваемых пациентами – и мужчинами, и женщинами, которых подкосила сердечная рана, – таков: «Зачем мне снова это делать? Зачем мне раскрываться?» Эти люди пытаются примирить два факта: что возможность «обжечься» в любви существует всегда и что они все равно нуждаются в ней.

Но, поддаваясь страху и отвергая отношения, они не защищают себя, потому что единственная альтернатива – остаться одинокими и все равно страдать от боли. Так что я отвечаю честно: да, вам будет больно, и именно поэтому один из наиболее важных уроков любви – научиться принимать эту боль как часть всего процесса, хотя во всех самых трудных эмоциях любви присутствует красота.

---

Другие статьи о психологии сексуальности читайте здесь. А вот тут можно прочитать о психологии того, что обычно называют извращениями.

---

© Поздняков Василий Александрович, Психология любви. Сайт психолога об искусстве любви.