Психологические зависимости и идеологические маски.

Истинная смена парадигмы должна была бы заключаться не только в принципиальной смене ценностей, но и в замене способа их обретения, сохранения и подтверждения. Старые системы морали основываются на авторитарной передаче. Если смена парадигмы и произойдет, то не по указу. Это может стать результатом решения думающих людей, осознающих необходимость такой попытки.

* Ведь фундаментализм по существу служит для удержания людей под контролем. Он может действовать лишь в рамках авторитарных иерархий, поскольку только они допускают и поддерживают непререкаемость. Люди, которым власть дается, или те, кто ее захватывает, на каком бы уровне иерархии это не происходило, кровно заинтересованы в том, чтобы их власть была признана законной. Но привлекательность фундаментализма не ограничивается его установкой на законность, поскольку он вносит уверенность в весьма неустойчивый мир.

* Один из сильнейших страхов, таящихся в человеческой душе (иногда осознаваемый, но часто нет), — это страх перед хаосом и анархией, не только перед социальной, политической и поведенческой, но и перед внутренней, психологической анархией. Страх, являющийся подоплекой многих фундаменталистских направлений, это страх того, что без насильственного принуждения люди выйдут из-под контроля. Фундаментализм выстраивает жесткие категории добра и зла, борющихся за души людей. Зло изображается настолько могущественным, что человеку невозможно устоять перед его соблазнами, если не вооружиться надлежащей верой. Таким образом, фундаментализм не только способствует появлению страха и недоверия к себе, но и утверждает, что единственный путь избавления от них — твердая вера.

* Огромная психологическая привлекательность фундаментализма состоит в том, что он дает уверенность. Но в чем привлекательность уверенности? Конечно, уверенность доставляет человеку более приятные ощущения, чем неуверенность или замешательство. Она может устранить внутренний конфликт или, по меньшей мере, уменьшить его и принести моральное облегчение. Религиозную убежденность можно обрести только вследствие капитуляции перед высшим авторитетом, которая, как и все формы капитуляции, высвобождает заблокированную внутреннюю энергию человека и придает ей нужную направленность, что позволяет ему легко влиться в ряды единомышленников.

* Для большинства фундаменталистов буквальное следование предписаниям во всех жизненных ситуациях не является делом первостепенной важности. Гораздо более существенными и полностью оправданными считаются любые действия, предпринимаемые для защиты этих правил, поскольку они исходят из непререкаемого источника. Чтобы расправиться со всем, что считается злом (нарушителями правил, инакомыслящими и т.д.), во имя защиты самих правил не грех эти правила и нарушить. Неизбежным результатом регламентации жизни людей является так называемая идеологическая безответственность, когда человек заботится исключительно о том, чтобы сохранить свою убежденность и защитить идеологию, на которой она основывается. Для авторитарной морали характерен двойной стандарт: ее заботят не только сами моральные ценности, но и то, как сохранить их неизменными. Защита авторитарной системы и ее морали всегда стоит над самой моралью. Убийство и насилие (или их угроза) всегда были спутниками авторитарной власти. Чем тверже убежденность, что правилам надо подчиняться, тем легче жертвовать инакомыслящими.

* Чем более репрессивно общество, тем в нем больше скрытой агрессии, которой нужен социально приемлемый выход. Война, расизм, избиение жен и детей или месть, санкционированная обществом, являются примерами традиционных способов разрядить напряженность. При этом одним из важнейших источников насилия всегда было желание защищать свои убеждение любой ценой.

* Фундаментализм допускает существование двойных моральных стандартов также и в отношении того, что позволительно в частной и общественной сферах. Властям (государственному сектору) дается полная свобода действий, чтобы "защищать" нравственную чистоту частных лиц. Вообще говоря, идеал многих фундаменталистов — полностью искоренить какую-либо личную самостоятельность или частную инициативу, а иметь дело исключительно с теократией, регламентирующей все стороны жизни людей. Двойные стандарты позволяют с легкостью обходить нормы морали. Так, например, хотя ложь полагается неправедной ("Не лжесвидетельствуй"), в то же время считается, что если это служит некой высшей цели, то можно и солгать. Таким образом, родители считают вполне допустимым лгать своим детям, а государственные власти — своим гражданам "для их же собственного блага".

* Существует опасение, что если не подавлять запретное, то к власти над человеком придут силы, исходящие из низменных проявлений человеческой природы (будь то похоть, алчность или бездушный социальный дарвинизм). Правда и то, что если не окружать детей любовью, если вообще не обращаться с людьми по-хорошему, то при отсутствии сдерживающих механизмов — страха или принуждения — они, как правило, склонны вымещать свою злость на окружающих. Старая авторитарная мораль держала людей в узде, порождая неверие в себя. Для этого она разжигала внутреннюю борьбу между добром и злом, в которой "хорошим" можно было стать, лишь подчинившись авторитету, объясняющему, что хорошо, а что плохо. Совершенно очевидно, что такая система нежизнеспособна. Чтобы соответствовать такой системе морали, человек должен отречься от существенной части своего "я". Возникающая в итоге борьба — ведь те стороны личности, от которых отрекаются или которые подавляют, ищут какого-то выражения — неизбежно порождает недоверие к себе и самобичевание. А не доверяя себе, люди обращаются к авторитетам, чтобы уяснить, какими же им надлежит быть. В этой ситуации контролировать их не составляет никакого труда. Покориться авторитету — это всего лишь еще способ один покончить с внутренней борьбой. Печальным итогом всего этого является то, что люди как бы остаются детьми, ищущими правды на стороне, готовыми следовать любой моде, идти за любым новым "спасителем", за любым новым харизматическим лидером в надежде почувствовать себя целостной личностью.

Кто контролирует ситуацию: Авторитарные корни зависимости.

Когда мы сталкиваемся с зависимостью — своей собственной или кого-либо из окружающих, — мы испытываем страх, поскольку знаем, что зависимый человек может стать саморазрушительно неконтролируемым. Боязнь такой зависимости в себе самом — в сущности, боязнь себя самого. Склонность к саморазрушению не есть что-то присущее природе человека, а скорее результат воздействия на него системы морали, навязывающей такие ценности, жить по меркам которых невозможно.

* Авторитарные системы и структуры, где бы они ни возникали, существуют ради одной цели — контролировать людей. Не случайно, что и в проблеме зависимости одним из основных моментов является контроль. Однако в этом случае внутренний опыт складывается из попыток установить контроль при сохранении чувства бесконтрольности. Существует прямая связь между авторитаризмом и так называемой зависимой личностью, в особенности в том, что касается вопросов контроля. Более того, охватившая мир эпидемия зависимости — это признак общества, которое само вышло из-под контроля. Мы рассматриваем зависимость как результат отказа от старых как мир механизмов авторитарной власти, которые раньше работали, а теперь нет.

* Изучая связь между авторитаризмом и зависимостью, можно увидеть, как авторитарная личность проявляет себя не только в крайних формах политического и религиозного фанатизма, но и в обыденной жизни. Фактически именно здесь и кроется причина многих разновидностей патологического поведения. Зависимость наглядно иллюстрирует тайные внутренние пружины, с помощью которых скрытый авторитаризм обнаруживает себя в каждодневных ситуациях. Авторитаризм — это не что-то навязанное нам извне; практически в каждом из нас живет авторитарная личность, всеми силами старающаяся удержать контроль над нашим сознанием. Внутренний авторитаризм распространен гораздо шире, чем мы подозреваем.

* Проблема зависимости привлекает к себе настолько широкое внимание и столь сильно заботит общество, что этим термином стали обозначать гораздо более обширный, чем раньше, круг вещей — всевозможные привычки и особенности поведения, которые не обязательно сопровождаются физиологическими симптомами абстинентного синдрома (синдрома похмелья). В том смысле, в котором это слово употребляется сейчас, зависимостью можно назвать любую непреодолимую, чрезмерную, осложняющую жизнь или саморазрушительную привычку. Скажем, можно зависеть от любви, пищи, секса, страсти к приобретению новых вещей, от азартных игр, власти, спорта, работы, склонности к преступлению и даже от потребности заботиться о зависимых и беспомощных людях (так называемая со-зависимость). Короче говоря, исходя из этой точки зрения, можно стать "зависимым" от любой из сторон жизни, которая приносит удовлетворение, будь то порнография или душещипательные романы, футбол или сплетни. Возникло немало групп поддержки, помогающих людям справиться с какими-либо из этих бесчисленных форм зависимости.

* Люди — это отражение общества, частицами которого они являются. Многим из них недоступно то, что принято считать "хорошей жизнью". Другим, чтобы достичь успеха, приходится жертвовать основными психологическими потребностями человека — дружеским общением, личной жизнью, детьми, досугом. Если принять во внимание нашу щедрую на стрессы социальную среду, нет ничего странного в том, что зависимое или саморазрушительное поведение стало распространенным явлением. Стоит ли удивляться, что в мире, где такие насущные и важные проблемы, как экологический кризис, перенаселенность, чрезмерное расходование ресурсов и т.д., возникли в результате опасных, пагубных действий самого общества, люди также расходуют свой личный потенциал во вред себе.

* Существование у людей той или иной зависимости становится понятным, когда видишь, что без нее многим жизнь представляется бесполезной, унылой или безнадежной: зависимость обещает хоть какой-то выход, пусть даже кратковременный. Жизнь, которую ведет зависимый человек, дает нечто конкретное, чем можно себя занять и что на короткое время позволяет забыться. Такое состояние, чем бы оно ни было вызвано — наркотиком, каким-либо занятием или какими-то отношениями, — во-первых, легко достижимо, а во-вторых, неизменно приносит желаемый результат. В нашем мире — мире хаоса — это дает странное ощущение устойчивости, покоя и даже безопасности. На первый взгляд зависимость кажется прямой противоположностью самоконтроля, но по сути и то и другое подразумевает желание контролировать свои чувства.

* В дальнейшем мы будем употреблять слово "зависимость" лишь в отношении ставших привычкой саморазрушительных поступков, порождающих внутренний конфликт. Внутренняя борьба — это не только личная борьба человека со своими так называемыми слабостями, она подразумевает усвоение ценностей, жить в соответствии с которыми оказывается невозможно. Мы рассматриваем такую зависимость как мятеж против внутреннего диктатора и как попытку (причем тщетную) от него избавиться. Разгадка этой борьбы во многом позволяет понять природу внутреннего конфликта и особенности порождающей его социальной системы.

* Анализируя внутренние конфликты, связанные с контролем, в число которых входит и мнимая его утрата, мы обнаруживаем два сопутствующих им фактора. Одни и те же поступки совершаются неоднократно — либо человек чувствует, что просто не может перебороть себя, либо это требует от него слишком больших усилий, не гарантируя к тому же от рецидива. Сам человек прекрасно осознает губительные последствия своей зависимости. Обычно по отношению к контролю над зависимостью существуют три возможных пути, по которым может пойти человек:
1) контролировать свое нежелательное поведение (в качестве примера можно привести людей, называющих себя "непьющими алкоголиками");
2) после некоторой борьбы полностью капитулировать (пример — скатившийся на дно бродяга);
3) бороться с зависимостью, стараясь ей не поддаваться, — при этом человек балансирует между контролем и бесконтрольностью.

* Самым обычным состоянием бывает борьба. И большинство из тех, кому удается хоть как-то контролировать себя, считают, что необходимо постоянно сохранять бдительность, чтобы вновь не оказаться плывущим по течению. Поэтому пока человек окончательно не сдался или окончательно не поборол свое нежелательное поведение, всегда присутствует внутренний конфликт. Кто же противники в этой схватке и за что они сражаются? Кто бы они ни были, они существуют внутри одного человека. А это значит, что его психика расколота на части, и каждая борется за право осуществлять контроль.

Расколотая психика — симптом дефектной морали.

Разумеется, идея о том, что в душе человека существует или может существовать раскол, не нова. Многие теоретики, исследовавшие внутренние конфликты, соглашались с тем, что в человеке уживаются разные части, или голоса, которые пытаются завоевать первенство или быть услышанными. Если существует внутренняя борьба за власть, в ней должны участвовать как минимум два обособленных элемента. И тогда психика человека оказывается как бы расколотой. Фрейд и его последователи называли это конфликтом между сознанием и подсознанием человека. Юнг добавил к нему конфликт между индивидуальным и универсальным, или первичным. В буддизме это — конфликт между бескорыстием и себялюбием, а в западных религиях — конфликт между внутренними силами добра и зла. Перечень можно продолжить. Во всех социальных иерархиях, основанных на производстве и накоплении, превыше всего ценится исполнение долга, а следовательно, работа ставится выше развлечений. В таких системах морали досуг не имеет никакой самостоятельной ценности, разве что служит временной наградой за тяжкий труд и выполняет в основном восстановительную функцию. Но это не настоящий досуг. Если досуг не так важен для благополучия человека, как работа и производительность труда, то нет ничего удивительного, что те, кто его лишены, находят для себя саморазрушительные занятия, позволяющие отвлечься от жизни, где труд не радость, а всего лишь средство поддержания существования, как правило, жалкого. Печальная истина заключается в том, что в обществе, где не ценится досуг, у людей чаще всего нет ни досуга, ни работы, которая придавала бы жизни смысл.

* Зависимость считалась (а зачастую и поныне считается) моральным кризисом, влекущим за собой аморальные поступки. Мы также рассматриваем многие из случаев зависимости прежде всего как нарушения морального свойства, но в этих нарушениях повинна порочная мораль, а не порочные люди. На наш взгляд, такие нарушения бывают у людей, которые глубоко усвоили ценности, по меркам которых не только невозможно жить, но которые еще и требуют отречения от важнейших сторон человеческой природы, подавления их в себе. Тогда часть человеческой личности, принимающая эти ценности, становится внутренним диктатором, который старается строить свое поведение так, чтобы оно отвечало принятым ценностям, а любые отклонения определяет как дурные или ущербные. Ценности вмещают в себя стандарты, к которым необходимо стремиться, и идеальное представление о том, каким должен быть хороший, достойный человек. Та часть личности, которая старается воплотить в себе эти ценности, считается достойной, уважаемой, короче говоря, "хорошей" частью. Семейные и общественные механизмы поощрения и наказания обычно поддерживают и укрепляют стремление этой якобы хорошей стороны личности контролировать поведение человека.

* Необходимо признать, что эгоизм — реальная часть человеческой природы, неискоренимая, необходимая и даже полезная. Отрицание эгоизма или попытки его искоренить — занятие саморазрушительное и пагубное, а кроме того, это не решает порождаемых им проблем.

* Все лицемерные и лживые оправдания по поводу употребления власти и злоупотребления ею, характерные для всех цивилизаций, как правило пытаются замаскировать наличие каких-либо личных интересов. Особенности и масштабы собственного эгоизма обычно держат в тайне, часто даже от самих себя. Подобные вещи скрываются в глубинах подсознательного поведения, главным образом потому, что людям сызмальства внушается, что они должны испытывать чувство вины и стыда за эту сторону своей натуры. Кроме того, глубоко заложенное ощущение, что мы недостаточно хороши, есть главный фактор, стоящий за всеми внутренними понуждениями. Оно, в свою очередь, порождает необходимость оправдывать свое существование, постоянно чего-то добиваясь и стараясь стать "лучше". Такая глубоко укоренившаяся потребность оправдывать собственное существование лежит в основе пуританства. Побудительный аспект пуританства — постоянное стремление стать лучше, чище. Это нескончаемый труд, не ведающий передышки, особенно если учесть, что чистота определяется как нечто полностью отрицающее ценность человеческой природы как таковой. Но если людей учат относиться с пренебрежением к одному из главных проявлений своей природы, такое обесценивание неизбежно бывает чревато низкой самооценкой, которую сегодня все считают повинной во многих социальных проблемах, в число которых входит и зависимость.

* Во всех обществах есть свои писаные и неписаные правила, которые сдерживают, ограничивают и направляют проявления эгоизма, в чем как раз и заключается цель процесса социализации. Но старые системы морали добивались этой цели, используя авторитарные методы, осуществляя контроль над людьми, насаждая чувство вины и страх перед "недостойной" стороной человеческой природы. Сегодня люди и общества менее контролируемы, потому что старые механизмы принуждения больше не действуют. Любая внутренняя борьба, ставшая привычной, есть показатель расколотой психики, кроме того, природа такого раскола носит моральный или нормативный характер.

Укрощение зверя: внутренняя борьба за власть.

Причина, по которой разум возводит внутри себя перегородки, скорее всего заключается в том, что в одном отсеке содержится нечто неприемлемое для другого. И неприемлемость эта определяется усвоенными ценностями. В каждом отсеке содержится набор мыслей, воспоминаний и эмоций, которые вынуждены бороться за самовыражение, поскольку они действуют в условиях разных, конфликтующих систем ценностей. Все мы усваиваем ценности — чаще всего, одобренные обществом и определяющие, каким должен быть "хороший" человек. Простоты ради, назовем ту достойную или идеальную часть себя, которая усваивает эти ценности и старается им соответствовать, "я-хорошим". Чтобы стать человеком, которого "я-хорошее" провозгласило своим идеалом, необходимо держать под контролем все, что этому препятствует. Разумеется, если бы все стремления человека были направлены на то, чтобы жить в соответствии с избранным идеалом, не возникло бы необходимости устанавливать контроль. Оставалось бы просто, без всяких конфликтов, колебаний или усилий демонстрировать требуемые добродетели. Что же этому мешает? Мешают те части человеческой натуры, которые не укладываются в рамки усвоенных ценностей. Назовем это "я-плохим", поскольку те стороны нашей натуры, которые проявляются, когда им не препятствует "я-хорошее", весьма отличаются от сознательно провозглашенных идеалов, а зачастую и прямо противоположны им.

* Если часть того, на что общество повесило ярлык "плохое", является неизбежной составляющей человеческой природы, то это подготавливает почву для раскола человеческой психики. А раскол психики порождает внутреннюю борьбу за власть. Мы уверены, что, для того чтобы быть здоровым и благополучным, человек должен быть целостной личностью, то есть он не должен вести внутреннюю войну с самим собой.

* Обычно "я-хорошее" частично или полностью усваивает следующий набор ценностей: хороший человек исполняет свой долг; ему присущи чувство ответственности, надежность, правдивость, сдержанность, трудолюбие и стремление созидать; он работает над собой, дабы максимально развить то, что в нем заложено, и стремится к совершенству; он способен отказаться от сиюминутных радостей во имя более важных результатов в будущем; он не использует людей и не вредит им ради собственного удовольствия или благополучия; он подчиняется правилам, установленным ради поддержания жизнедеятельности общества; он считается с желаниями и потребностями других. Часто высшим благом считается умение ставить на первое место интересы и благополучие окружающих. Главная задача "я-хорошего" — сохранять контроль, чтобы иметь гарантию того, что жизнь идет в соответствии с этими ценностями.

* В противоположность этому, "я-плохое" состоит из тех сторон нашей природы, которые часто сдерживаются или подавляются, потому что они не согласуются с ценностями, усвоенными "я-хорошим". Как правило, оказываясь в загоне, эта нежеланная часть нашего "я" бывает вынуждена лгать или лицемерить, чтобы добиться своего. Ее мало заботят будущие последствия или то, как они скажутся на других; она использует людей как ей заблагорассудится; она неудержима, порой до безрассудства, когда дело касается погони за удовольствиями; ей больше по нраву развлечения, чем усердный труд: она пытается пробиться сквозь ограничения и запреты; она заигрывает с опасностью, а если припереть ее к стенке, проявляет так называемые отрицательные эмоции — злобу, мелочность, мстительность.

* При этом соотношение сознательного и подсознательного, свойственное двум означенным разделам психики, не одинаково, хотя в каждой части содержится и то и другое. Но та сторона личности, которую и сам человек, и общество ценят больше, именно по этой причине склонна быть более сознательной. Большинство людей предпочитают отождествлять себя с "я-хорошим" и именно в таковом качестве представать перед окружающими, особенно в случае, если общество в целом и люди, обладающие сходными ценностями, хвалят и вознаграждают их за это. Следовательно, у "я-хорошего" есть солидная поддержка, помогающая ему сохранять контроль. Поскольку у обесцененной части нет морального права открыто противостоять ценимой, ей приходится бороться за самовыражение, действуя исподтишка, прибегая к обману, тайным интригам (зачастую неосознанным), а потом сваливать всю вину на кого-то или что-то другое.

* Авторитаризм обычно скрывается за ширмой высоких идеалов, которые на первый взгляд кажутся жизнеутверждающими, а потому их трудно оспорить. И в этом случае безупречные на вид ценности также маскируют процесс, в ходе которого "я-хорошее" формирует управляемого, ущербного человека. Постепенно требование соответствовать идеалам "я-хорошего" становится все более жестким, а само "я-хорошее" превращается во внутреннего диктатора, задача которого — держать под контролем запретные, "плохие" стороны нашей натуры. Этот процесс идет не только внутри одной личности, часто чье-либо "я-хорошее" пытается контролировать "я-плохое" другого человека, порождая борьбу за власть между людьми.

* "Я-хорошее" воплощает в себе оба аспекта авторитарной личности — аспект господства и аспект послушания. Поскольку для поддержания власти над "я-плохим" и над другими людьми оно прибегает к помощи иных авторитетов, ему самому также приходится им подчиняться. Одновременно "я-хорошее" выступает в роли деспота, беспощадного, жесткого, часто пуритански сурового надсмотрщика, а главное, оно отчаянно боится — боится, что, если не будет постоянно осуществлять контроль, вся жизнь пойдет прахом.

* В результате такого внутреннего раскола изрядная доля эгоизма и чувственности переходит к "я-плохому", причем в искаженной и усугубленной форме. Одновременно подавляются и проявления бескорыстных спонтанных эмоций, творческого начала и всего, что связано с наслаждением, поскольку все это разрушает механизмы контроля, находящиеся в руках "я-хорошего". Печально, но сам раскол и порождаемые им запреты убеждают нас: если то, что мы привыкли сдерживать, вырвется на свободу, нам с ним не справиться. Это, в свою очередь, подтверждает самые худшие опасения "я-хорошего", оправдывая необходимость поддержания контроля.

* Подобно тому, как действующие политики имеют преимущество в лице официальной идеологии и санкций против потенциальных узурпаторов их власти, так и суждения, исходящие от "я-хорошего", имеют больший вес. Эти суждения (представления о том, что значит быть хорошим человеком) запрограммированы с раннего детства и лежат в основе одного из самых мощных механизмов контроля, имеющихся в распоряжении "я-хорошего", — чувства вины. Большинство родителей старательно используют это чувство, чтобы контролировать поведение ребенка: они заставляют детей ощущать себя плохими всякий раз, когда те проявляют непослушание или эгоизм. Это играет первостепенную роль в формировании расщепленной личности, ибо заставляет уже взрослых людей ощущать себя плохими, когда дело касается естественных проявлений их человеческой природы. Целостный человек мог бы отнестись к возникшему у него чувству вины просто как к информации о том, что между его ценностями и поведением существует несоответствие, поэтому ему следует разобраться и в том и в другом, чтобы решить, на чьей стороне правда (если в этой ситуации правда вообще может быть на какой-либо одной стороне). Другое дело — человек, раздираемый внутренним расколом: его "я-хорошее" использует вину как механизм удержания власти.

* На стороне "я-хорошего" находится весь авторитет традиций, официальной морали, родительских внушений и социальных структур. Во всех обществах, основанных на накоплении, очень высоко ценится то, что способствует накоплению, проще говоря, работа. Для того, чтобы работала "трудовая этика", наличие расщепленного "я", быть может, и не обязательно, зато оно необходимо для формирования человека, которого заставляют оправдывать свое существование. Ощущение вины, возникающее из-за того, что мы — плохие, часто заставляет нас стремится к тому, чтобы чего-то достичь и тем самым доказать себе и другим, что мы люди стоящие. Работа и ее результаты, а также те награды и похвалы, которые они приносят, — это еще один механизм, помогающий "я-хорошему" удержаться у власти.

* Нескончаемое стремление стать лучше создает некий непостижимый центр напряжения, откуда исходит энергия, заставляющая людей действовать. И хотя люди постепенно привыкают жить в напряжении и даже начинают воспринимать это как норму, все же такое существование в постоянно действующей камере пыток заставляет другую часть личности отчаянно стремиться из нее вырваться. Поэтому когда зависимость называют бегством от действительности, в этом есть своя доля истины и какая-то доля иронии. Но все же главная причина зависимости — глубокое недоверие к себе и даже боязнь себя. Авторитарные системы морали, очерняющие все плотское и эгоистичное в человеке, внушают нам мысль о необходимости самоконтроля, тем самым контролируя наше сознание.

Всякий контроль над сознанием действует под маской самоконтроля.

Если человек боится себя, то истинный объект его страхов — его собственное "я-плохое". Кроме того, он опасается, что если его постоянно не будет стимулировать "я-хорошее", он превратится в никчемное, бесполезное существо. Мы рассматриваем внутреннюю битву за власть как признак присутствия внутреннего диктатора, неумного моралиста, подавляющего насущные человеческие потребности и лишающего их права голоса, — иначе говоря, отвергающего исторически сложившийся набор ценностей, в число которых входят и необходимые проявления чувственности и эгоизма. Люди, ставшие жертвой подобного психологического раскола, сначала сами загоняют себя в угол, а потом стараются из него выбраться. При этом они живут под гнетом навязанного им "так надо" и бунтуют против него, что приводит к разнообразным конфликтам.

* "Я-плохое" обладает непреодолимой притягательной силой — ведь на его стороне и стихийность, и беззастенчивое потворство собственным прихотям, и полная свобода, и возможность отбросить всякое благоразумие, и прочие запретные соблазны, включая недозволенные проявления сексуальности. Бегство из застенков "я-хорошего" способно высвободить харизматическую энергию, которая становится соблазном для других. Весьма показательны любовь и снисходительное отношение общества к вымышленным героям, которые бросают вызов закону и оставляют власти в дураках.

* "Я-плохое" не обладает монополией на разрушение, в том числе и на саморазрушение. Группы, которые углубляют внутренний раскол и оправдывают насилие, образуются также и на основе подчинения лидеру или идеологии. Здесь идеалы чистоты (и очищения) становятся почвой для разгула насилия в лице банд расистов-линчевателей, проповедующих "закон и порядок", "комитетов бдительности" или армий, собирающихся под знаменами справедливости или исполнения Божьей воли. Все они преследуют "благие цели", используя их как основу для самых жестоких зверств. К этому особенно склонна та культура или личность, чья значимость зиждется на превосходстве — моральном или каком бы то ни было ином. Чтобы жить, равняясь на идеалы превосходства, необходимо иметь внутри сурового диктатора, который, в свою очередь, оправдывает внешнюю суровость и беспощадность тем, что они являются средством достижения некой абсолютной чистоты.

* Санкционированное обществом насилие — будь это война или смертная казнь — способно уничтожать все, что угодно, пока его оправдывают коллективные моральные принципы. Мы всерьез подозреваем, что чем глубже раскол личности или общества, тем сильнее потенциальная возможность разрушения. И самый непреодолимый раскол вызывают самые возвышенные, а потому и самые непригодные для жизни идеалы. С этой точки зрения легче понять, как могла целая культура (нацистская Германия) совершать чудовищные преступления, в которых теперь раскаивается.

* Когда зависимость отдает всю власть в руки "я-плохого", это позволяет высвободить многое из того, что обычно удерживается глубоко внутри, и найти этому оправдание. Поскольку пусковой механизм, обеспечивающий переход контроля от одной части "я" к другой, является составной частью более широкого круга внутренних динамических процессов, им может стать почти все, что позволяет немедленно испытать наслаждение или удовлетворение. Подобные стимулы пробуждают воспоминания о пережитых некогда ощущениях свободы и наслаждения.

* Внутренняя борьба за власть циклична — каждая из сторон на некоторое время одерживает верх. Отражением этой битвы становится внутренний диалог жертвы зависимости с самим собой. "Я-хорошее" один за другим приводит аргументы (все весьма достойные) в пользу необходимости себя контролировать. Голос "я-плохого", жаждущего избавиться от ограниченной, идеализированной, регламентированной жизни, которую пытается вести "я-хорошее", звучит более приглушенно — это знакомые каждому слова искушения: "Мне нужно расслабиться. Одна рюмка не повредит — на этот раз я буду за собой следить. Я долго держался и заслужил передышку. Я теряю друзей, потому что стал занудой. Когда я не пью, самочувствие все равно препаршивое — так какая разница?"

* Поскольку жизнь в том виде, в каком ее планирует "я-хорошее", проходит под знаком принуждения (нужно добиваться успеха, нужно становиться лучше, нужно подавлять запретные порывы), любые нежелательные происшествия могут вызвать перегрузку и без того напряженной системы. Неурядицы обязательно возникнут раньше или позже, потому что они — часть нашей жизни. А с ними приходит мысль, сопротивляться которой труднее всего: "С меня хватит, больше не могу!" Как правило, человек прекрасно знает, как можно ослабить напряжение. Первая рюмка действительно приносит большое облегчение. И главным образом не от действия алкоголя, а больше потому, что вместе с ней наступает конец борьбе с собой ("пить или не пить") и мгновенное избавление от постоянного конфликта. Безумное напряжение уступает место блаженному покою.

* Как только "я-плохое" оказывается у власти, оно плюет на все запреты, ибо знает, что иначе снова попадет в неволю. Постепенно, по мере того как праздник своеволия подходит к концу, крайности саморазрушения и вседозволенности, срабатывают как другой "пусковой механизм", который помогает праведному "я" восстановить утраченный контроль. Обычно власть возвращается к "я-хорошему" тогда, когда разгул "я-плохого" достигает предельной точки, становясь уже совершенно неприемлемым.

* В любой зависимости (или мании) должен присутствовать страх возврата к прежнему состоянию, которое зависимость каким-то образом облегчает. Часто люди боятся скучной, регламентированной жизни без всякой отдушины, на которую их обрекает "я-хорошее". Поэтому жизнь, которую обеспечивает "я-плохое", должна стать по-настоящему плохой, часто даже смертельно опасной, прежде чем трезвость, которая здесь означает возвращение под власть "я-хорошего", начнет вызывать некоторый интерес. Ведь поскольку "я-плохое" реактивно по своей природе, оно механически восстает против всех запретов и оценок "я-хорошего", в том числе и тех, которые совершенно необходимы для выживания. А дальше следуют самообвинения, угрызения совести и обеты, которые "я-хорошее" использует для усиления мер принуждения, необходимых для того, чтобы держать "я-плохое" в узде.

* Чем дольше человек ведет внутреннюю борьбу, тем больше страдает его вера в себя. Если то и дело принимать решения, а потом их нарушать, то такое поведение постепенно подрывает у "я-хорошего" доверие к собственной способность контролировать ситуацию. Результатом становится появление людей, которые в глубине души не доверяют себе. Отчасти их трагедия состоит в том, что такое недоверие оправдано. Даже тем, кому удавалось сохранять контроль над своим образом жизни достаточно долго, рано или поздно приходится все же это признать.

* Тяжелая патологическая зависимость — лишь одно из наиболее явных проявлений внутренней борьбы за власть у людей, раздираемых между "я-хорошим" и "я-плохим". Поскольку расколотое "я" стало нормой, внутренний конфликт в той или иной степени характерен для большинства сторон так называемой нормальной жизни. Многие страдают от душевного разлада, проявляющегося не только в ощущении униженности, но и в состоянии безволия.

* Любая теория, не учитывающая раскола внутреннего мира человека, никогда не сможет обеспечить настоящее исцеление, если исцелившимся считать целостную личность, доверяющую себе, а потому невосприимчивую к авторитарным воздействиям. Жить, боясь самого себя, — значит с психологической точки зрения оставаться ущербным. Любая "помощь", которая подавляет нежелательное поведение, воспитывая у человека недоверие к себе, — всего-навсего старый авторитарный прием в новом обличий. И хотя таким образом можно получить некоторое облегчение, за него приходится дорого платить — еще большим подрывом доверия к себе.

* Как и во многих других сферах, лекарство, которое предлагает общество для исцеления болезней, которые само же порождает и усугубляет, суть принуждение и еще раз принуждение. Печальная истина заключается в том, что зависимые люди — не больные и не злодеи. Они, как и все мы, пленники социальной среды, в условиях которой душевное здоровье и целостность — вещи труднодостижимые.

Развитие целостности и доверия к себе.

Ощущение собственного бессилия и неизбежная покорность авторитетам — будь то человек или идеология — являются глубоко укоренившейся частью нашего духовного наследия. Борьба за власть между "я-хорошим" (частью личности, принявшей ценности, жить по которым невозможно) и "я-плохим" (частью личности, которая объявлена недостойной) чревата последствиями, далеко выходящими за личностный уровень. Исторически в тех культурах, которые приняли такое разделение "я", осуществлять контроль над людьми в широком масштабе гораздо легче благодаря существованию идеологии, поощряющей подобный внутренний раскол. Как только устанавливается факт раскола и начинается борьба за власть, за право осуществлять контроль, неизбежным следствием становится утрата доверия к себе. А с потерей доверия к себе тут же неизбежно приходится равняться на какой-то посторонний авторитет.

* То обстоятельство, что различные виды зависимостей достаточно широко распространены, — лишь один из показателей, что ныне оковы традиционной морали, которая держала в узде нежелательные стороны человеческой природы, сброшены или по крайней мере ослабли. Именно авторитаризм, а не ограниченные возможности мешают нашему виду найти способ контролировать свои вредные, саморазрушительные привычки и склонности. Точно так же засевший в глубинах сознания диктатор мешает людям найти способ справиться со своей тягой к саморазрушению. Чтобы не стать объектом авторитарного контроля — внешнего или внутреннего, — человек должен обладать элементарным доверием к себе, а для этого он не должен враждовать сам с собой. Поистине неизвестно, какими возможностями обладал бы человек, не веди он войну с собой и с окружающими. Два вида конфликта — внутренний и внешний — взаимосвязаны.

* Люди нуждаются в самовыражении, причем спектр самовыражения может быть весьма широким. Старые системы морали делили его на "хорошее" и "плохое". Как только это разделение овладевает сознанием человека, его "я-хорошее" превращается во внутреннего диктатора, старающегося не выпускать наружу отвергаемые общественной моралью аспекты личности. Попытки построить свою жизнь в соответствии с идеалами, которые на самом деле являются недостижимыми, могут послужить причиной экстремальных реакций. Буйство вырвавшегося на свободу подсознания, равно как и убогое существование самовлюбленных существ, характерны для общества, где двойственная основа морали приводит людей к внутреннему расколу. И мир, в котором мы живем, тому живое свидетельство. На самом деле истинный альтруизм, подлинно бескорыстное поведение, основанное не на попытке следовать идеалам и образцам, а идущее от любви и сострадания, — гораздо более присуще человеку целостному.

* Внутренний раскол — это влияние культуры, а не часть человеческой природы. Если в основе раскола лежит авторитаризм, то ответ на вопрос "что делать?" должен содержать рецепт, как воспитать веру в собственные силы. Как же развить веру в себя, если ее нет?

* Душевный разлад и недовольство собой весьма мучительны, и причина их — не только жизненные неурядицы, но и наличие расколотой психики, борьба между частями которой разрастается на почве конфликтов и драм. Кроме того, внутренний раскол почти не позволяет провести грань между тем, чего человек действительно хочет, и тем, что он считает себя обязанным делать и что часто склонен принимать за собственные желания. Когда человек чувствует, что делает что-то не то, он испытывает внутреннее сопротивление, чувство вины, начинаются всевозможные проволочки и конфликты — и все это безусловные симптомы расколотого "я".

* Общественные, межличностные и даже внутриличностные процессы и взаимоотношения тесно переплетены между собой. Если мы убедимся, что природа раскола заложена в нас самих, что обе стороны нашего сознания абсолютно необходимы друг другу, это приведет к смягчению конфликта между ними. Внутренняя борьба основана на том, что динамика отношений между двумя "я" остается неосознанной, поэтому чем больше человек осознает раскол и его последствия, тем легче ему избежать опасности стать игрушкой этого раскола. Как только мы начинаем понимать, как работает вся система, она начинает терять свою магическую власть над нами. Проблема состоит в том, что этот раскол в большой степени сформировал нашу личность. Когда агрессивное противостояние сторон сменяется взаимным любопытством и осознанием важности каждой из них, это может послужить началом более здорового внутреннего диалога. Интерес к природе двух "я" и их тайной взаимосвязи позволяет взглянуть на эту систему со стороны, без лишних эмоций, и тогда она перестает восприниматься как статическая. Постижение способствует развитию целостности, что дает возможность покончить с внутренней борьбой за власть и прийти к более спокойной жизни.

* Для становления целостного "я" характерно постоянное внимание к тому, как наше сознание реагирует на происходящие в нем изменения. Что вызывает у нас всплеск энтузиазма, а что — апатию? Что такое все наши "надо" и "я должен" — то, чего мы действительно хотим, или же то, что нам внушили? Улучшается ли наше восприятие жизни или она продолжает казаться нам неудовлетворительной?

* Нас не удивляет, что авторитарная мораль не хочет помогать развитию того, что грозит ей потерей власти над сознанием людей. Вот почему творческое начало часто попадает в руки "я-плохого", нередко сопровождаясь саморазрушением. Люди, не желающие следовать общепринятой морали, часто пытаются избавиться от внутренних оков с помощью наркотиков или вызывающего поведения.

* Зависимость — лишь один из симптомов того, что наша мораль устарела. Старые системы морали успешно работали в условиях обществ накопления, когда для поддержания порядка использовались авторитарные иерархии. Моральные принципы, превозносящие жертвенность, требуют, чтобы человек приносил себя в жертву любым интересам, которые власть предержащие объявят высшими. Авторитарная власть держится на существовании людей, терзаемых внутренним расколом и не доверяющих себе, которым стабильное положение в иерархии обеспечивает кое-какую безопасность и минимум власти над ближними.

* Проблема, перед которой стоит мир, — это не только перестройка авторитарных социополитических механизмов власти и контроля, но и перестройка авторитарной системы ценностей, так чтобы они могли содействовать развитию людей, способных в полной мере реализовать весь диапазон своих человеческих возможностей. Мы сможем выжить, если дадим человечеству возможность вести разумную творческую жизнь. Поэтому реальной угрозой становится сейчас отсутствие заботы о развитии целостных личностей. Мы утверждаем: для обретения целостности людей должно волновать что-то еще, кроме них самих. При этом мы не отрицаем важность развития собственной личности.

* Развитие целостности действительно требует глубоких перемен, осуществить которые нелегко. И тем не менее, все большее число людей должно обретать целостность. Люди с расколотой психикой не могут по-настоящему доверять себе, поэтому им приходится равняться на авторитеты, чтобы ощущать, что они чего-то стоят, а кроме того, разрешать нескончаемые конфликты, которые влечет за собой внутренний раскол.